Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1

Нет, одного доброго желания с вашей стороны здесь недостаточно. И вовсе не имея намерения оскорбить вас, я не могу принять вашего обещания, пожалуй, опасного даже для чести того, кто решился бы дать его! — Маркиз снова поклонился мне с большим достоинством. После этого он продолжал уже совсем в другом тоне:

— Какое бы мы, в конце концов, не приняли решение, прежде всего нужно выяснить совершенно определенно, не ошибаемся ли мы, считая, что опасность так близка? Никто, кроме вас, господин капитан, не может дать лучшего ответа на этот вопрос. Скажите же нам: следует ли, или нет, ожидать, что полиция с утра уже примется за ваши розыски по ближайшим окрестностям?

Я утвердительно кивнул головой. Лицо маркиза приняло озабоченный вид. Он на минуту задумался.

— Мне сказали, — заговорил он снова, — что труп вашей лошади остался около ущелья «Смерть Готье»…

Я опять сделал утвердительный жест.

А он продолжал говорить вполголоса, как будто обращаясь к самому себе:

— Значит, отсюда и начнутся поиски. Наша задача — устроить дело так, чтобы они продолжались как можно меньше времени…

Он открыл табакерку и машинально шевелил пальцами в табаке:

— Чем скорее окончатся поиски, тем, конечно, меньше опасности будет для нас. А, пожалуй, полиция будет долго возиться, если только…

Он взглянул на меня и покачал головой:

— Если только не найдет сразу… А кого ей можно и должно найти? Конечно, вас и никого другого; живым или мертвым… нет, лучше мертвым…

Я думал, что он принял решение убить меня. Но к смерти я уж давно был готов.

— О! Когда вам будет угодно, — сказал я холодным тоном.

Однако маркиз нахмурил брови:

— Сударь, — ответил он чрезвычайно сухо, — мы ни в каком случае не убьем вас.

И он обратился к своим:

— Мне кажется, это единственное, что мы можем придумать. Нам надо создать на месте такую обстановку, которая придала бы всему делу вид несчастного случая. Я думаю, это можно будет устроить и таким способом ввести в обман полицию, тем более, что обыкновенно она не очень догадлива. Нужно только раздобыть труп и сбросить его на дно пропасти, разумеется, как можно дальше отсюда и у самой Смерти Готье…

Он опустил глаза и задумался. Виконт Антуан заметил:

— Но ведь у нас нет трупа? Откуда мы его возьмем? Или вы рассчитываете разрыть какую-нибудь могилу на кладбище?

Маркиз поднял голову и рассмеялся:

— Вы романтически настроены, Антуан!.. Вероятно, в вашем воображении уже рисуется интересная картина, как мы втроем в безлунную ночь похищаем с кладбища трупы покойников? Нет, это для нас не годится! Притом, как бы глупы ни были полицейские, неужели вы допускаете, что они примут за чистую монету первый попавшийся скелет и тотчас же составят акт о смерти господина Нарси? А ведь такой акт, мне кажется, и есть все, к чему мы стремимся. Нам нужно, чтобы все думали, что господин Нарси умер, и чтобы смерть его казалась самой естественной и ничуть не загадочной. От этого зависит наш покой и наша безопасность.

Он приял снова серьезный, почти печальный вид и пристально посмотрел на меня:

— Капитан, — сказал он, — мне жаль вас: я знаю, что вовсе не шутка потерять свое имя, звание, общественное положение, а все это ожидает вас. Я сказал вам и повторяю: вашу жизнь у вас не отнимут. Но все-таки на каком-нибудь кладбище вам будет поставлен памятник с надгробной надписью, и под ним будут лежать ваши бренные останки. Вам ничего не останется больше, как примириться с такой участью.

Меня охватила нервная дрожь. Умереть я был готов. Но теперь я понял, что речь идет не просто о смерти, а о чем-то, может быть, более страшном…

А виконт Антуан еще раз спросил:

— Но где же мы достанем труп…

Тогда маркиз резким жестом указал куда-то в сторону и коротко сказал:

— Здесь.

Среди наступившей затем тишины мне было отчетливо слышно, как сильно билось мое сердце; холодный пот выступил у меня на висках. На меня напал беспричинный ужас, какой испытывают порою люди, боящиеся темноты и ночных привидений. Пронзительный голос маркиза еще усиливал это неприятное состояние:

— Капитан, — говорил он, обращаясь ко мне, — я долго обдумывал все доводы за и против моего плана, но теперь я решительно остановился на нем. Я надеюсь, что с вашей стороны не встретится никаких препятствий против его выполнения, так как вы сами не могли придумать никакого выхода из нашего затруднительного положения. Примите же мое решение за окончательный приговор.

Он поднял правую руку словно для присяги.

— Сударь, — произнес он, — до сегодняшнего дня вы были кавалерийским капитаном Андрэ Нарси, причисленным к главному штабу Тулонской крепости. Теперь это имя и звание больше не принадлежит вам. Кавалерийский капитан, мосье Андрэ Нарси, должен умереть, и ничто не может спасти его жизнь, потому что она грозит страшной опасностью нам, людям вечной жизни.

Что касается вас… Я перестаю уже называть вас капитаном. Вы будете продолжать жить под другим именем, какое вы захотите себе избрать, но вы останетесь здесь в качестве нашего пленника, по крайней мере, в продолжение некоторого времени. К сожалению, поступить иначе мы не можем, но, во всяком случае, ограничение вашей свободы не будет вечным. Из внимания к вам, мы постараемся прожить в этих местах не слишком долго — не более двух-трех лет, считая с сегодняшнего дня. Мы уедем отсюда, как только возможно будет сделать это, не возбуждая всегда опасных для нас подозрений. Вас мы возьмем с собою. Потом в любом месте, которое понравится вам, лишь бы оно было далеко отсюда, мы охотно вернем вам свободу и не будем даже брать с вас никаких обетов молчания.

Вы заживете новой жизнью; я от души желаю, чтобы она была счастливой и совершенно благополучной. Пусть минуют вас в будущем всякие испытания, хотя бы несравненно менее тяжелые, нежели то, на котором сейчас оканчивается ваша настоящая жизнь.

Я слушал эти слова, и ужас леденил мою душу. Маркиз, слегка склонившись, спросил меня:

— Подчиняетесь ли вы добровольно этому решению?

Я выпрямился, призывая себе на помощь весь остаток прежнего своего мужества. Потом, подняв голову, сказал:

— Я в вашей власти. Я не могу ни соглашаться, ни отказываться. Я покоряюсь.

К моему большому удивлению, этот ответ, которого естественно было ожидать от меня, несколько смутил моего врага. Я заметил, что он стал кусать себе губы и как-то неуверенно озираться по сторонам. Наконец, он заговорил снова, и в словах его звучал непонятный для меня упрек:

— Я ожидал, сударь, с вашей стороны большего к себе доверия. Признаюсь, эта пассивная покорность судьбе, о которой вам было угодно заявить, вовсе меня не устраивает. Вспомните, пожалуйста, с какими людьми вы имеете дело. Здесь не может быть и речи о палачах и жертве. Вы совершенно свободно можете принять предложение, которое мы вам делаем, или отвергнуть его.