Клод Фаррер - СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1

Сбитый с толку, я смотрел на этого человека, слушал его странные слова и молчал. А он между тем настаивал на своем:

— Еще раз спрашиваю вас, соглашаетесь ли вы добровольно на смерть капитана Андрэ Нарси? Согласны ли вы пережить его и подвергнуться всего на несколько лет некоторому лишению свободы при очень мягких условиях?

Я не пытался больше понять что-либо и, пожав плечами, ответил:

— Нет.

Маркиз Гаспар покачал головой:

— Пора покончить со всем этим, — сказал он. — Давайте раскроем тогда свои карты. Итак, мой план, как я говорил уже, состоит в том, чтобы ввести в заблуждение на ваш счет все тулонские власти, гражданские и военные, а вместе с ними также и общественное мнение. Вас будут считать умершим, составят акт о вашей смерти, выроют для вас могилу и похоронят вас. После чего никому и в голову не придет искать вас в нашем доме, где вы будете временно находиться и вести одинаковый с нами образ жизни. Вы будете жить в надежде обрести полную свободу под небом какой-нибудь чужой страны. Для вас такая перемена жизненной обстановки не может представлять никаких особых лишений. Вы — человек холостой, ни детей, ни семейного очага у вас нет.

Однако для того, чтобы приступить к осуществлению моего плана, мне необходима некоторая помощь и с вашей стороны. Я не могу, как фея доброго старого времени, одним прикосновением волшебной палочки к какой-нибудь тыкве превратить ее в труп, который можно похоронить под видом вашего. Правда, я создам этот труп — и не хуже прежних фей, только несколько иным способом. Но мне совершенно необходимо для этого заручиться вашей помощью, и помощь эта, повторяю, должна быть вполне добровольной, без малейшего принуждения.

По мере того, как я слушал, мое удивление и страх все возрастали. При последних словах граф Франсуа и его сын одновременно повернулись в сторону маркиза, и глаза их внезапно загорелись. Казалось, они вдруг постигли сокровенную мысль маркиза, для меня так и оставшуюся непонятной.

В последний раз я постарался напрячь свою волю.

— К чему все это многословие? — сказал я. — Вы вольны поступить, как вам будет угодно. Мне совершенно безразлично, каким способом вы расправитесь со мной. За спасение мадам де… я уже предлагал заплатить вам собственной жизнью. Если нужно, я готов еще раз повторить это предложение!

Маркиз Гаспар сделал нетерпеливый жест рукою:

— Как вы, однако, упрямы! — произнес он. — Ведь вы прекрасно знаете, что здесь идет речь не о вашей жизни или смерти! Дело касается лишь того, что вы довольно легкомысленно называете репутацией женщины; от вас зависит или спасти эту репутацию, или же пожертвовать ею, и вам известно, каким способом. Вы помните, конечно, что я не считаю неприемлемым план графа Франсуа. Должен еще добавить: если вы примете первое решение, я, со своей стороны, с удовольствием, хоть вы и мало верите в мое расположение к вам, окажу еще одну любезность в интересах той, которую вы так нежно любите. Мадам де… ни единого раза больше не придет в наш дом: я навсегда освобождаю ее от назначения быть работницей нашей жизни. Теперь все сказано. Решайтесь же! Кто за кого будет расплачиваться: вы за мадам де… или она за вас?..

Я не дал ему договорить и, прежде чем он успел кончить, наклонил голову в знак своего согласия на сделанное мне предложение. Он тотчас же поднялся со своего места.

— Прекрасно! — произнес он торжественным тоном. — Вы дали мне слово. Мне больше ничего не надо. — Граф и виконт также встали.

— Господа! — повелительно сказал маркиз, — я вижу, что вы поняли мои намерения. Так потрудитесь же все приготовить для предстоящей нам работы; поторопитесь, потому что скоро наступает рассвет. А мне теперь нужно несколько отдохнуть и сосредоточиться перед нашим сеансом.

Он подошел к одному из двух странных сидений с локотниками и подушками, которые привлекли мое внимание еще при входе в комнату. Маркиз сел или, вернее, лег в этот дормез, и теперь вся фигура его как-то особенно удобно покоилась в кресле; причудливые формы сидения, казалось, нарочно были приспособлены к тому положению, которое он принял…

Я видел, как он закрыл глаза.

Я продолжал сидеть на своем месте и, в ожидании дальнейшего, наблюдал за моими хозяевами…

Граф Франсуа и виконт Антуан молча занялись какими-то таинственными приготовлениями. Прежде всего они переставили всю мебель и, отодвинув три кресла к самой стене, совершенно освободили всю переднюю середину комнаты, как делают, приготовляясь к танцам. После этого они перенесли мольберт, о котором я уже говорил раньше, из угла на середину комнаты и установили его так, что он пришелся на продольной линии, разделяющей комнату пополам, и примерно на одной трети общего ее протяжения от задней стены. Все это делалось безмолвно, уверенными, быстрыми движениями: было видно, что такие приготовления являются для них привычным делом.

Затем из большого с выпуклой крышкой сундука они осторожно и не без усилий вынули какой-то странный предмет и укрепили его в вертикальном положению на мольберте. Этот предмет, круглый и плоский, по форме и величине своей напоминал колесо от большого экипажа. Приглядевшись, я увидел, что это ничто иное, как вогнутое зеркало, похожее на большие рефлекторы, какие бывают на маяках или у электрических прожекторов; однако зеркало это сделано было не из стекла, а из какого-то другого, неведомого мне, бесцветного и довольно прозрачного материала. На гладкой его поверхности сверкали и переливались какие-то необыкновенно блестящие бесформенные блики всех оттенков золотистого цвета, начиная от ярко-красного и кончая изумрудным. Эти блестящие пятна резко выделялись на бесцветном фоне остальной массы, просвечивая изнутри ее.

В общем, получался световой эффект, напоминающий игру солнечный лучей в золотистой влаге старой Данцигской водки, или вид Лейденской банки, когда яркие электрические искры вспыхивают за стеклом ее…

Между тем оба старика подошли к маркизу; он по-прежнему совершенно неподвижно покоился в своем странном дормезе; медленно и бесшумно подкатили они его кресло к месту, где на полу было сделано четыре каких-то знака, как раз, очевидно, для каждой из ножек дормеза. Граф и виконт опустились на колена и стали один за другим проверять, верно ли установлено кресло. Очевидно, сеанс предстоял очень серьезный. Покончив с одним креслом, они принялись за другое. И, несмотря на то, что оно не было занято, они покатили его так же тихо и бережно и затем проверили с такою же тщательностью, правильно ли оно стало.

Когда все было готово, оба вернулись на свои места и уселись как раз напротив меня. Одного меня они так и не тронули при всей этой перетасовке.