Вальтер Скотт - Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине

Громкие рукоплескания, вызванные настоящим восторгом, а не только необходимостью следовать примеру короля, раздались со всех сторон. Ричард, подойдя к своему любимцу, осыпал его похвалами и подарил ему драгоценный перстень. Королева со своей стороны наградила его браслетом, который носила сама. Бóльшая часть придворных лиц и присутствовавших дворян последовали примеру Ричарда и Беренгарии.

Король подошел к принцессе Эдит и обратился к ней:

– Неужели наша кузина Эдит стала так равнодушна к звукам арфы и пению, которые прежде так любила?

– О нет, – ответила принцесса, – я бесконечно благодарна Блонделю за его балладу, но еще более благодарна своему кузену за его выбор этой баллады.

– Вы, кажется, недовольны, кузина, – сказал король, – тем, что песня прославляет женщину, которая была еще более своенравной, чем вы. Постойте, не уходите, я провожу вас до шатра королевы. Мне необходимо с вами переговорить об очень важном деле до наступления утра.

Королева и дамы из ее свиты уже встали со своих мест и собирались уходить. Все остальные ожидали только ухода королевы, чтобы разойтись по своим шатрам. Слуги с зажженными факелами и конвой вооруженных всадников ожидали королеву у входа для сопровождения ее в шатер.

Простившись с супругой, король подошел к принцессе Эдит, заставил ее опереться на свою руку и нарочно отстал от свиты королевы на такое расстояние, чтобы иметь возможность переговорить с кузиной без свидетелей.

– Итак, обворожительная кузина, какой же ответ вы прикажете дать султану Саладину? – спросил ее король. – Короли, князья, маркизы скоро покинут меня, Эдит. Эта неприятная история с маркизом Монсерратским еще более настроила их против меня. А вы хорошо знаете, что я горю желанием хоть что-нибудь сделать для освобождения Гроба Господня, и если я не могу этого добиться победой, то счастлив буду, если этого удастся добиться путем договора. И, увы, я должен сознаться, что успех этого договора зависит от каприза женщины. Мне легче было бы отразить десять храбрейших из всего христианского воинства копьеносцев, нежели убедить упрямую девушку, не желающую понять своей выгоды. Но ближе к делу! Какой же вы прикажете дать ответ султану? Помните, что он будет окончательный.

– Ответьте ему, – сказала Эдит, – что беднейшая из Плантагенетов скорее согласится выйти замуж за нищего, нежели за мусульманина, хоть бы и за самого султана.

– Не заменить ли нищего рабом, Эдит? Мне кажется, это больше подходит в вашем случае.

– Я не давала повода для ваших саркастических замечаний. Телесное рабство могло бы вызвать во мне сострадание, но рабство нравственное вызывает во мне только презрение. И кроме того, позволю себе сказать Вашему Величеству, что стыдно должно быть английскому королю налагать оковы на тело и душу рыцаря, слава которого в недавнее время едва уступала вашей.

– Но у меня не было другого выхода. Видя, что моя родственница собирается принять яд, соблазняясь красивым сосудом, и считая своим долгом удержать ее от отравления, я вынужден был осквернить сосуд.

– Однако вы сами вынуждаете меня пить яд, потому что он в позолоченном сосуде.

– Эдит, я не принуждаю вас к браку с Саладином и не могу принуждать, но говорю вам как доброй католичке, берегитесь, чтобы двери рая не были для вас закрыты. Энгаддийский пустынник, этот человек, которого и папы, и синоды почитают пророком, прочел в звездах, что ваше замужество примирит меня с могущественным врагом и что вашим мужем будет христианин. Вот я и думаю, что приход измаильтян в истинную церковь и обращение султана Саладина в христианство будут последствием вашего с ним брака. Неужели вы неспособны на самопожертвование ради такого великого дела и решаетесь лишить меня столь радостной надежды?

– В жертву можно приносить овец и коз, но не совесть и честь. Да, я слышала, что позор одной христианской девицы привлек сарацин в Испанию, но не думаю, что позор другой приведет к искоренению мусульманства в Палестине.

– Разве вы считаете позорным быть супругой могущественного монарха?

– Да, гнусно и бесчестно надругаться над христианским таинством: в брачный союз вступает благодать Святого Духа, разве эта благодать может быть призвана на врага Христа, да и Эдит Плантагенет не подобает быть царицей гарема.

– Я не желаю с вами ссориться, кузина, но полагаю, что зависимость, в которой вы находитесь, могла бы заставить задуматься и сделать вас снисходительнее.

– Государь, вы унаследовали богатство, почести, права и все владения Плантагенетов, неужели же вы захотите отнять у вашей кузины и ту частичку фамильной гордости, которая осталась ее единственным наследством?

– Сознаюсь чистосердечно, кузина, одним этим словом вы обезоружили меня. Поцелуемся и останемся друзьями. Я сейчас же уведомлю султана Саладина о вашем отказе. Однако все же еще раз спрошу: не лучше ли отложить ваш ответ до личного вашего свидания с ним? Говорят, он красавец.

– Я полагаю, государь, что никогда с ним не встречусь.

– Клянусь святым Георгием, это случится скорее, нежели вы думаете. Саладин, я ничуть не сомневаюсь, отведет нам нейтральную полосу земли для арены, на которой произойдет поединок между моим представителем и этим гнусным маркизом, похитителем нашего знамени. Султан наверняка захочет лично присутствовать на поединке. Беренгария сгорает от нетерпения увидеть рыцарский поединок, и я ручаюсь, что весь прекрасный пол устремится туда. Конечно, вы не помчитесь сломя голову, но уверен, что я вас там встречу. Однако мы подходим к шатру нашей супруги, и я должен с вами расстаться. Помните, Эдит, расстаться миролюбиво, считаю необходимым запечатлеть этот договор устами и рукой. Я пользуюсь правом короля целовать своих подданных.