Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)

– О! И как же? – встрепенулся барон.

Андре-Луи ответил не сразу. Он сидел в задумчивом молчании, словно хотел еще раз мысленно убедиться в логичности своих выводов, прежде чем высказать их вслух. Наконец он очнулся, огляделся и обратил взгляд на галерею над гостиной. Собеседники были совершенно одни. В этот час жители Хамма занимались своими делами – лишь под вечер они приходили выпить пива и сыграть в карты, в кости или в триктрак.

Андре-Луи подался к барону через разделявший их узкий желтый стол. Его темные глаза блестели, на выдававшихся скулах проступил румянец.

– Вы назовете мою идею безумной.

– У меня у самого таких полным-полно. Смелее.

– На эту мысль меня натолкнули два ваших вчерашних утверждения. Во-первых, о корыстолюбии и продажности тех, кто сегодня управляет Францией, и, во-вторых, о том, что если бы в стране царил такой хаос, как думают за границей, то огонь революции пожрал бы ее самое за несколько дней.

– Вы сомневаетесь в моих утверждениях?

– Нет, господин барон. Я понимаю, что власть в стране перебрасывали, словно мяч, из рук в руки, покуда она не оказалась в руках последних ничтожеств. Дальше – или, точнее сказать, ниже – перебрасывать некому.

– Вы забыли, что отчасти еще сохраняют власть жирондисты, – медленно произнес де Бац. – Едва ли они соответствуют вашему отзыву.

– Из рассказанного вами можно заключить, что они будут сметены естественным ходом революции.

– Да. Мне это представляется неизбежным.

– Национальный конвент держится у власти благодаря безоговорочному доверию населения, которое убеждено в абсолютной честности депутатов. Прежние правительства пали, когда обнаружилось, что они состоят из продажных карьеристов и грабителей нации. Народ верит, что его собственное нищенское существование было вызвано исключительно этой продажностью и грабительской политикой и что теперь все изменилось. Люди думают, что всех мошенников разоблачили, изгнали, гильотинировали, уничтожили; они верят, что вместо негодяев пришли неподкупные борцы за справедливость, которые скорее вскроют себе вены, чтобы напоить страждущих, чем незаконно присвоят хотя бы лиард из государственной казны.

– Прекрасно сказано и свидетельствует о верном понимании толпы.

Андре-Луи пропустил замечание барона мимо ушей.

– Если бы народу открылось, что те, кто составляет его последнюю надежду, еще более продажны, чем их предшественники, если бы народ убедился, что эти революционеры навязали ему себя хитростью, лицемерием и ложью только для того, чтобы жиреть на развалинах нации, – что бы тогда случилось?

– Если бы это удалось доказать, произошел бы взрыв. Но как доказать?

– Правда всегда легко доказуема.

– Теоретически – да. Но мерзавцы слишком прочно сидят на своих местах. С наскоку их не взять.

Андре-Луи не согласился:

– Не может бесчестный человек прочно сидеть на своем месте только потому, что окружающие верят в его честность. По вашим словам, регент в своем деревянном шале сочиняет манифесты, призванные расшевелить европейские дворы. А не лучше ли было бы расшевелить население Франции? Разве так трудно возбудить подозрение к власть имущим, даже если они слывут честными?

Барон просиял.

– Во имя всего святого! Вы совершенно правы, mon petit! Репутация власть имущих не менее уязвима, чем репутация женщины.

– Вот именно. Спровоцируйте вокруг мошенников скандал, представьте доказательства их продажности, и произойдет одно из двух: либо бунт и переворот с последующим возвращением к власти прежнего правящего класса, либо воцарение хаоса и анархии, коллапс государственного управления, неизбежные голод и разруха. Революция пожрет себя сама.

– Господи, да будет так! – воскликнул де Бац. Он обхватил голову руками, закрыл глаза и задумался. Моро изнывал от нетерпения, но молчал. Когда полковник поднял голову, его гасконские глаза горели. – Безумная, говорите, идея? И все-таки она осуществима.

– Дарю ее вам.

Но барон покачал головой.

– Чтобы проработать детали и наблюдать за исполнением плана, необходим ум человека, способного родить такую идею. Это задача по плечу только вам, господин Моро.

– Точнее сказать, Скарамушу. Здесь нужен его особый талант.

– Называйте себя как угодно. Вообразите, чего вы достигнете, если ваши усилия увенчаются успехом. А ведь это, если взяться за дело с умом, весьма вероятно. Вы окажетесь в положении спасителя монархии.

– Скарамуш – спаситель монархии!

Де Бац не обратил внимания на его сарказм.

– И подумайте о великой награде, которая ждет такого человека.

– Стало быть, вы все-таки верите в благодарность принцев.

– Я верю в способность спасителя монархии добиться оплаты своих услуг.

Андре-Луи промолчал. Он грезил наяву. Мысль о том, что люди, обращавшиеся с ним подчеркнуто высокомерно, будут обязаны его гению восстановлением своего могущества, была удивительно приятна. Не менее приятной была мечта о величии, коего он заслуживал в этом полном глупцов мире, величии, которого он мог бы достигнуть собственными стараниями и которое не колеблясь разделил бы с Алиной.

Голос барона вернул его к действительности.

– Ну так как? – спросил де Бац хрипло, нетерпеливо и даже с тревогой.

Андре-Луи улыбнулся.

– Пожалуй, я рискну.

Господин де Бац снова предстал перед регентом – в той же простой комнате того же шале в Хамме. Он стоял перед письменным столом его высочества в ромбе солнечного света, падавшего через витражное окно на крашеный пол. Плотно закрытые окна и дверь не пропускали свежего воздуха, и комнату наполнял тяжелый земляной дух горевшего в глиняной печи торфа. Утром началась оттепель, и с карнизов частыми каплями падала талая вода.

Помимо барона, на встрече присутствовали еще трое. Исполненный изящества граф д’Аваре, английскую внешность которого подчеркивали простой синий сюртук для верховой езды, лосины и высокие сапоги с отворотами, сидел в центре комнаты, слева от барона. Рядом с ним восседал смуглолицый, энергичный граф д’Антрег. Брат регента, худощавый и утонченный граф д’Артуа, беспокойно мерил шагами комнату. Его пригласили сразу же, как только стало понятно, куда клонит барон со своими предложениями.

Де Бац закончил свою речь, и в комнате повисла тишина. Регент в задумчивости покусывал кончик гусиного пера. Наконец он пожелал выслушать мнение господина д’Антрега по поводу только что высказанных предложений. Д’Антрег не потрудился скрыть свое презрение.

– Дикая затея. Совершенно безнадежная. Ход азартного игрока.

Господин д’Артуа остановился. Он умел напустить на себя умный вид, хотя в действительности умом не отличался. Вот и сейчас он хранил многозначительное молчание.