Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)

Месье предпринял неуклюжую попытку сгладить неловкое впечатление, которое произвел уход господина д’Артуа.

– Мой брат, господа, занимает в подобных вопросах бескомпромиссную позицию, которую нам надлежит уважать, даже если мы ее не разделяем. – Он вздохнул. – Господин д’Артуа всегда проявлял твердость во всем, что касается его идеалов, очень возвышенных, очень благородных. – Принц сделал паузу, а потом заговорил другим тоном: – Думаю, остается сказать немногое. Я уже выразил, господин де Бац, свою высокую оценку замыслу, который вы и господин Моро попытаетесь осуществить. Если вам что-нибудь понадобится, господин д’Антрег к вашим услугам. Я рад, что между вами установилось взаимопонимание.

– Остается один вопрос, монсеньор, – сказал де Бац. – Средства.

Его высочество испуганно всплеснул руками.

– Во имя неба, господин де Бац! Вы просите у нас денег?

– Нет, монсеньор. Только полномочий раздобыть их. – И барон многозначительно улыбнулся в ответ на озадаченный взгляд регента. – Обычным способом, монсеньор.

Было ясно, что его высочество понял, о чем идет речь. Но он по-прежнему чувствовал себя неуютно. Он посмотрел на д’Антрега, словно надеялся получить у него подсказку.

Д’Антрег важно выпятил губу.

– Вы же знаете, монсеньор, у нас уже были сложности. И потом, вы взяли на себя определенные обязательства…

– Но они действительны только за границей, – осмелился вставить господин де Бац. – Не во Франции.

Регент поразмыслил, потом кивнул.

– Вы даете мне слово, господин барон, что будете использовать эти ассигнации только во Франции?

– Охотно, монсеньор. У меня осталось довольно золота, чтобы добраться на другую сторону Рейна.

– Что ж, замечательно. Поступайте, как сочтете нужным. Но вы сознаете, насколько это опасно?

Де Бац непринужденно улыбнулся.

– Это самая меньшая опасность из всех, с которыми нам предстоит столкнуться. Кроме того, у моего художника очень искусная рука, монсеньор.

На этом Месье закончил аудиенцию. Он произнес на прощание несколько напутственных слов и милостиво протянул двум смельчакам руку для поцелуя.

Когда они вышли наружу и зашагали по рыхлому, подтаявшему в солнечных лучах снегу, гасконец наконец дал выход своей досаде, разразившись целым потоком богохульств:

– Эх, если бы я не ценил игру превыше всяких ставок, то послал бы без церемоний к дьяволу его высочество вместе с этим проклятым сводником д’Антрегом! Боже милосердный! На коленях умолять о чести рискнуть своей шеей ради этих ничтожеств!

Его ярость вызвала у Андре-Луи улыбку.

– Вы не понимаете, какая это честь – погибнуть за их дело. Будьте к ним снисходительны. Они всего-навсего актеры в пьесе. А судьба предназначила им слишком великие роли для их немощных мозгов. К счастью для нашего самоуважения, Месье под конец проявил благосклонность.

– Да, и это самое удивительное событие сегодняшнего утра. До сих пор я считал его наиболее упрямым и самодовольным в парочке августейших братцев.

Андре-Луи отмахнулся от этой загадки.

– А, ладно! Я доволен, что он не подтвердил отказ господина д’Артуа. У меня свои интересы в этом деле. Ведь я Скарамуш, помните? Скарамуш, а не странствующий рыцарь.

Но когда господин де Керкадью и Алина услышали, какое отчаянное предприятие ему поручено, они сочли Андре-Луи именно странствующим рыцарем. Алина могла думать только об опасности, угрожавшей ее возлюбленному, и вечером, после ужина, когда они ненадолго остались вдвоем, она дала выход своему страху.

Андре-Луи тронуло это новое доказательство любви невесты, хотя он и расстроился при виде ее горя. Он принялся успокаивать девушку, объяснять, что осмотрительному человеку в Париже нечего опасаться. При этом он вольно цитировал де Баца, который не раз высказывался на данную тему. Но упоминание имени барона лишь подстегнуло страхи Алины.

– Этот человек! – воскликнула она с нескрываемым осуждением в голосе.

– О, он очень храбрый господин, – вступился за гасконца Андре-Луи.

– Безрассудный сорвиголова, представляющий опасность для всех, кто с ним имеет дело. Он пугает меня, Андре. Он не принесет тебе удачи. Я чувствую это. Я знаю.

– Интуиция? – шутливо спросил Андре-Луи, глядя в ее лицо, обращенное к нему.

– О, не насмехайся, Андре. – Алина, которая вообще-то редко плакала, сейчас от волнения едва сдерживала слезы. – Если ты любишь меня, Андре, пожалуйста, не уезжай!

– Я еду именно потому, что люблю тебя. Я еду, чтобы наконец обрести возможность назвать тебя своей женой. Почести, несомненно, тоже будут, как и более существенные блага. Но они ничего для меня не значат. Я еду завоевывать тебя.

– Какая в этом необходимость? Разве ты меня уже не завоевал? А с прочим мы могли бы подождать.

Как мучительно было Андре-Луи отвечать отказом на мольбу этих милых глаз! Он мог лишь напомнить невесте, что связан словом, данным регенту и барону. Он просил ее быть мужественной и разделить хотя бы отчасти его веру в себя.

В конце концов она обещала, что попытается, но тут же добавила:

– А все-таки, Андре, я знаю, что, если ты уедешь, я больше никогда тебя не увижу. У меня какое-то дурное предчувствие.

– Милое дитя! Это только фантазия, порожденная твоей тревогой.

– Нет. Ты нужен мне. Нужен здесь, рядом. Чтобы защитить меня.

– Защитить тебя? Но от чего?

– Не знаю. Я чувствую какую-то опасность. Она угрожает мне – угрожает нам, если мы расстанемся.

– Однако, дорогая, когда я уезжал в Дрезден, у тебя не было таких предчувствий.

– Но Дрезден рядом. В случае необходимости я могла бы вызвать тебя запиской или сама приехала бы к тебе. Но если ты уедешь во Францию, то будешь отрезан от всего мира, ты словно окажешься в клетке. Андре! Андре! Неужели уже и впрямь слишком поздно?

– Слишком поздно для чего? – поинтересовался господин де Керкадью, который в этот момент вошел в комнату.

Алина ответила ему прямо. Ее ответ потряс и разгневал господина де Керкадью. Неужели ей настолько недостает лояльности и чувства долга, что она способна в эти страшные времена ослаблять героическую решимость Андре всякой сентиментальной чепухой? Впервые господин де Керкадью по-настоящему вознегодовал. Он обрушился на племянницу с таким неистовством, какого она еще ни разу не видела в нем за все годы, что находилась на его попечении.

Она ушла к себе пристыженная и напуганная, а на следующее утро Андре-Луи верхом покинул Хамм и взял курс на Францию.

С ним рядом скакали господин де Бац и господин Арман де Ланжеак, молодой дворянин из лангедокского рода, которого отрядил к ним господин д’Антрег.

Все трое старались поддерживать в себе приподнятое настроение. Но в ушах Андре-Луи непрестанно звенел тревожный крик Алины: «Я знаю, Андре, что, если ты уедешь, я больше никогда тебя не увижу».