Рафаэль Сабатини - Скарамуш. Возвращение Скарамуша (сборник)

И теперь, на виду друг у друга, обе стороны начали открыто вооружаться. Наемники-швейцарцы были переведены из Курбевуа в Тюильри, а «рыцари кинжала» – сотня аристократов – поклялись до конца защищать трон. В их рядах был и господин де Латур д’Азир, недавно вернувшийся из-за границы из лагеря эмигрантов. Этот отряд собрался в королевском дворце, хотя им, как французам, следовало бы находиться вместе с армией на севере. В секциях опять ковали пики, из земли откапывали мушкеты, раздавали патроны. В Законодательное собрание приходили петиции с требованием начать военные действия. Париж понял, что приближается развязка долгой борьбы Равенства с Привилегией. Такова была обстановка в городе, куда спешил сейчас Андре-Луи с запада, к развязке собственной карьеры.

В эти первые августовские дни мадемуазель де Керкадью гостила в Париже у кузины и дражайшего друга дяди – госпожи де Плугастель. И хотя бурлившие волнения предвещали взрыв, игривая атмосфера веселости и шутливый тон при дворе, где они бывали почти ежедневно, успокаивали обеих. Господин де Плугастель приезжал из Кобленца и снова уезжал туда по тому тайному делу, которое теперь постоянно принуждало его находиться в разлуке с женой. Но когда он бывал вместе с ней, то заверял, что принимаются все меры и восстание следует приветствовать, так как оно окончится полным разгромом революции во внутреннем дворе Тюильрийского дворца. Вот почему, добавлял он, король находится в Тюильри – иначе он бы покинул столицу под охраной своих швейцарцев и «рыцарей кинжала», которые проложили бы для него дорогу, если бы это понадобилось.

Однако в начале августа воздействие ободряющих речей вновь уехавшего господина де Плугастеля все слабело, чему способствовали последние события. Наконец 9 августа в особняк Плугастель прибыл гонец из Медона с запиской от господина де Керкадью, в которой он настоятельно просил племянницу немедленно выехать к нему и советовал госпоже де Плугастель составить ей компанию. Наверно, вы уже поняли, что господин де Керкадью был из числа тех, у кого есть друзья среди людей разных классов. Благодаря своей родословной он был на равной ноге с аристократами, а благодаря простому обхождению, грубоватым манерам и добродушию прекрасно ладил с людьми, которые были ниже его по происхождению. В Медоне его знали и уважали простые люди, и поэтому Руган – мэр, с которым он был в дружеских отношениях, – 9 августа предупредил его о буре, которая разразится завтра. Зная, что племянница господина де Керкадью в Париже, он посоветовал забрать ее оттуда, так как в следующие сутки там будет небезопасно находиться знатным особам, особенно тем, которые подозреваются в связях с партией двора.

Относительно же связи господина де Плугастеля с двором не возникало никаких сомнений. Ясно было и то – скоро это подтвердилось, – что бдительные и вездесущие тайные общества, бодрствовавшие у колыбели молодой революции, были прекрасно осведомлены о частых поездках господина де Плугастеля в Кобленц и не питали никаких иллюзий насчет их цели. Поэтому в случае поражения партии двора в готовящейся битве госпоже де Плугастель угрожала бы в Париже опасность. Небезопасно было находиться в ее особняке и любому гостю знатного происхождения.

Любовь господина де Керкадью к обеим женщинам еще усилила его страх, вызванный предостережением Ругана, поэтому он поспешил отправить им записку с просьбой немедленно выехать в Медон.

Мэр, дружески расположенный к господину де Керкадью, любезно отправил его послание в Париж с собственным сыном, сообразительным юношей девятнадцати лет. Прекрасный августовский день клонился к закату, когда молодой Руган появился в особняке Плугастель.

Госпожа де Плугастель приветливо приняла его в гостиной, роскошь которой в сочетании с величественным видом самой хозяйки произвела ошеломляющее впечатление на простодушного парня. Госпожа де Плугастель решила немедленно отправиться в путь, поскольку срочная депеша друга подтвердила ее собственные опасения.

– Вот и хорошо, сударыня, – сказал молодой Руган, – в таком случае честь имею откланяться.

Но она не отпустила его. Сначала он должен подкрепиться на кухне, пока они с мадемуазель де Керкадью соберутся, а потом поедет в Медон в ее карете вместе с ними. Она не могла допустить, чтобы юноша, пришедший сюда пешком, таким же образом вернулся домой.

Хотя молодой человек заслужил такую любезность, доброта, проявившаяся в заботе о другом в такой момент, вскоре была вознаграждена. Если бы госпожа де Плугастель поступила иначе, ей бы пришлось изведать еще большие муки, чем было суждено.

До заката оставалось каких-нибудь полчаса, когда они сели в экипаж и направились в сторону Сен-Мартенских ворот, через которые собирались выехать из Парижа. На запятках стоял всего один лакей. Руган, сидевший в карете вместе с дамами – редкая милость, – начинал влюбляться в мадемуазель де Керкадью, которую считал красивее всех на свете и которая беседовала с ним просто и непринужденно, как с равным. Все это вскружило голову и несколько поколебало республиканские идеи, которые, как ему казалось, он вполне усвоил.

Карета подъехала к заставе, где ее остановил пикет Национальной гвардии, пост которого находился у самых железных ворот. Начальник караула шагнул к двери экипажа, и графиня выглянула в окно кареты.

– Застава закрыта, сударыня, – отрывисто сказал он.

– Закрыта? – переспросила она. Это просто невероятно! – Но… вы хотите сказать, что мы не можем проехать?

– Да, если у вас нет пропуска, сударыня. – Сержант небрежно оперся о пику. – Есть приказ никого не впускать и не выпускать без соответствующих документов.

– Чей приказ?

– Приказ Коммуны Парижа.

– Но мне необходимо сегодня вечером уехать за город. – В голосе госпожи де Плугастель звучало нетерпение. – Меня ждут.

– В таком случае, сударыня, нужно получить пропуск.

– А где его можно получить?

– В ратуше или в комитете вашей секции.

С минуту она размышляла.

– Тогда в секцию. Не откажите в любезности сказать моему кучеру, чтобы он ехал в секцию Бонди.

Он отдал ей честь и отступил назад.

– Секция Бонди, улица Мертвых.

Госпожа де Плугастель откинулась назад. Они с Алиной были взволнованы, и Руган принялся их успокаивать. В секции уладят этот вопрос и непременно выдадут пропуск. С какой стати им могут отказать? Это простая формальность, не более!

Он так убежденно говорил, что дамы приободрились. Однако вскоре они впали в еще более глубокое уныние, получив категорический отказ от комиссара секции, который принял графиню.