Николай Панов - Дети Чёрного Дракона

— Сунь-Вэн! — «дети Черного Дракона» шатнулись в сторону.

Да, это был Сунь-Вэн, знаменитый кантонский президент, доктор Сун-Ят-Сен. Скрестив на груди руки, он строго и испытующе смотрел на распростертых перед ним людей.

— Эта одежда, — один из детей Черного Дракона с рыдающим стоном дотронулся до короткого пальто Сун-Ят-Сена. — Это не твоя одежда, друг угнетенных. Ее настоящий хозяин…

— Ее настоящий хозяин едет на корабле в красную Россию. Узнайте, «дети», — ваша злоба против него неосновательна. Он не украл документ, он сам из числа друзей «зеленеющей страны». Вот перед отъездом он велел передать вам половину секретной бумаги, — ту половину, которая осталась у него.

Китайцы вскочили на ноги.

— Но мы должны настигнуть и убить его, о великий Сунь. Так велел Фа, всемогущий председатель. Возвращения бумаги недостаточно. Ни один посторонний не должен знать тайн Черного Дракона. Мы преклоняемся перед тобой, отец, но и ты ничто перед законом.

Говорящий резко повернулся к остальным.

— Братья. Изменник не успел достигнуть корабля. Догоним его, и да свершится приказанное.

Сун-Ят-Сен протестующе взмахнул рукой. Но китайцы уже исчезли. Они бежали в обратном направлении — к порту, где осужденный Синг не мог еще достигнуть безопасности.

Переулок за переулком — кривые, темные проходы. Из-за одного угла сверкнула мерцающая лента береговых огней. Выступала ровная водная поверхность с зыбким сиянием луны и с темными громадами спящих броненосцев.

Острые глаза переднего преследователя нащупали тусклый фонарь джонки, ныряющей среди волн. У берега вторая джонка, — предатель может быть настигнут. Но в эту минуту в рассеянном свете береговых огней перед бегущими выросли тощие фигуры, искаженные ненавистью лица и сверкающие ножи находящихся в засаде. Дети Черного Дракона остановились в недоумении. С боевым криком тигров китайские фашисты бросились на своих исконных врагов.

В руках застигнутых врасплох тоже блеснули ножи. Грянул револьверный выстрел…

На другой день многочисленные кантонские газеты красочно описывали кровавую резню китайцев, происшедшую глубокой ночью посреди порта. Сражающиеся так увлеклись, что сражение удалось остановить только поголовным арестом всех его участников.

А джонка Синга благополучно миновала линию английских и американских судов и остановилась около темной металлической поверхности, выступающей из волн. Синг вступил на палубу подводной лодки, немедленно отплывшей в неизвестном направлении. Мысль о переодевании, пришедшая в голову «отца китайской революции», неожиданно спасла две жизни — жизнь Синга и жизнь самого Сун-Ят-Сена. Ведь путем ареста поклявшихся на «большом ноже» тигров сама собою остановилась возможность исполнения их клятвы.

Последние события, заключающие этот цикл приключений, таковы:

Дальняя комната Британского клуба в Калькутте. Приятный розовый полумрак. Пестрые шкуры, покрывающие пол и стены, мягкие диваны, глубокие кресла. Два человека беседуют о важном и секретном.

Полковник Гильберт Гунт мерит упругий пол мягкими шагами прирожденного охотника. Его красивое хищное лицо сосредоточено.

Собеседник Гунта лежит на диване, небрежно перелистывая английский журнал.

Полковник садится в кресло, энергично затягивается. Вопрос разрешен. План действий созрел в его мозгу.

— Вы совершенно правы, князь. Это можно сделать только в России. Мой кантонский агент сообщил, что субмарина с Сингом отошла в два ночи. Он будет в Москве через неделю, а мы… Если не помешают ваши ушибы и царапины, мы можем вылететь дня через три…

Человек на диване опускает журнал на грудь. Худое, пересеченное бинтами лицо Львова смотрит настороженно.

— Они заживут по дороге. Но условия, полковник? Думаю, что нам лучше сговориться сейчас.

— Конечно. Мы охотимся за документом вдвоем. Кроме того: ваша инициатива, мой капитал. Торговаться с правительством будете вы. Цена: два миллиона фунтов. Пополам. Идет?

Львов кивает головой и спускает на пол ноги в моднейших лакированных туфлях…

Кантон. Рассвет этого же дня.

В одном из небольших заливчиков в двадцати минутах езды от города неподвижно ждет готовый к отправлению гидроплан. Из-под кожаного шлема и больших очков его пилота выглядывает мертвенно-желтая кожа китайца. Он равнодушно сидит около машины. Из-за поворота вылетает и останавливается серый шестиместный авто.

Из авто смотрят шесть меланхоличных китайских лиц. Двое выходят наружу и идут к гидроплану. Один говорит:

— Ты готов, Лу? Цянн арестован, вместо него Ша-Бай полетит с тобой. Отправляйтесь. Вы знаете, куда пошла подводная джонка. Аппараты белых дьяволов помогут вам нащупать ее. Мы сегодня же выезжаем на большом корабле. Если не сможете потопить, — узнайте направление и известите нас. Следуйте тому, что уже раньше слушали ваши уши.

«В ночь резни у кантонского порта, — сообщал местный агент калькуттской контрразведки, — неизвестная субмарина приняла на борт одного пассажира и отбыла в северном направлении».

На следующее утро парусники и сторожевые суда Нагасаки видели боевой гидроплан с двумя седоками. Гидроплан низко летел над водой и даже садился на волны. Он не принял сигналов японской миноноски и, поспешно беря высоту, скрылся в строну Китая.

…Вечером того же дня во Владивостоке был поднят человек с пятью ножевыми ранами. Неизвестный оказался корейским купцом, только что ступившим на берег. Со слабыми признаками жизни пострадавший отправлен в больницу.

…Через два дня поезд, идущий из Харбина в Читу, был атакован шайкой замаскированных бандитов. После жаркой перестрелки с поездной прислугой нападающие отступили. Ранен старший кондуктор. Потери нападавших неопределенны, — все раненые унесены с собой. Оставшийся убитый, по всем признакам, уроженец южного Китая.

…При отправлении с читинского аэродрома «Юнкер-са», летящего в Москву, произошел загадочный случай. На одного из пассажиров напал вооруженный китаец, сделавший ряд выстрелов. Преступник задержан. Подвергшийся нападению — по слухам — один из активных деятелей Коминтерна. Ведется срочное расследование дела…

Как это ни странно, но именно на этих случайных заметках мы можем проследить путешествие Синга в СССР.

Газеты увековечили его рядом недоумевающих строк в отделах происшествий. Иностранные секретные бюро — нервным потрескиванием радио и долгими разговорами в казенного вида кабинетах. Китайцы-преследователи — рядом хитроумных планов и ускоренным боем сердец после каждой неудачи. Сам Синг — ровным напряжением нервов, готовых ко всему.