Виталий Гладкий - Подвеска пирата

— Вооружайтесь! — Капитан контрабандистов указал на ворох оружия, которое матросы вытащили на палубу.

Карстен Роде, Шелига и Смага без лишних слов похватали сабли, пистоли, мушкеты. Матросы тоже вооружились до зубов, а капитан надел кирасу и шлем. Голштинец посмотрел на него с уважением; ему ли не знать, что чувствует капитан перед лицом смертельной опасности. О себе Карстен Роде даже не думал. Его голова была пуста, как вселенная перед творением, и только все жизненно важные чувства обострились до предела.

Пинк настигал. Наверное, капитан пиратского корабля понял, что перед ним не слабаки и не трусы: орудие на носу пинка сделало всего три выстрела и замолчало. «Будут брать на абордаж», — понял Карстен Роде. Громить небольшое грузовое судно из пушек нет смысла — посудина просто затонет. А значит, никакой прибыли с него не получить.

У контрабандистов тоже имелись пушки, правда, немного. Но, как успел подметить Голштинец, все они были новенькими, что называется, с иголочки, притом английского производства. А значит, обладали хорошим боем и прицельностью. Это обстоятельство воодушевляло. Лишь бы канониры оказались мастерами своего дела.

Тем временем пинк уже был почти рядом. Пираты опустили голландский флаг и подняли... зеленое полотнище с черным орлом! Карстен Роде глазам своим не поверил. Московиты?! Что за дьявольщина?! Нет, этого просто не может быть! Ведь датчане в один голос утверждали, что на Балтике не осталось ни одного капера царя Ивана Васильевича. Московиты сдали Нарву, и теперь у их судов не было надежной гавани.

Голштинец впился взглядом в капитана пиратского пинка. И охнул — это был Ондрюшка Вдовин! Как, откуда?! Мистика...

Но долго размышлять было недосуг — абордажная команда пинка («Варяжское море», с радостным облегчением наконец прочитал его название Карстен Роде) уже приготовилась метнуть крюки. Голштинец бросился на капитанский мостик, оттолкнул в сторону капитана и заорал, замахал руками, стараясь привлечь к себе внимание:

— Ондрюшка-а!!! Это я! Карстен Роде! Эй!

Ондрюшка Вдовин оторопел. «Аль блазниться-то? — подумал он огорошенно. — Неужто после вчерашнего?.. Говорила мне мамка, не пей, сынок, вина много, голову потеряешь. Адмирал... Похож. Но ведь говорили, что его свеи повесили. Что ж это, он с тово свету вернулси? Тьху, тьху, сгинь, нечистая!».

Но адмирал никуда не делся. Он по-прежнему исполнял на мостике купца какой-то диковинный танец. И Ондрюшка, отбросив сомнения и колебания, решительно скомандовал:

— Абордаж отставить! Но будьте наготове! Канониры, держать купца на прицеле!

Все обошлось наилучшим образом. Ни одна пушка больше не выстрелила, пинк и грузовая посудина стукнулись бортами, Карстен Роде перескочил на пиратское судно и заключил в объятия Ондрюшку, все еще пребывающего в растерянных чувствах.

Нужно сказать, что капитан контрабандистов и верил, и не верил объяснениям Голштинца. Но пираты другого выбора ему не оставили, потому он, скрепя сердце, наблюдал за радостным оживлением на борту пинка. Его волновала и своя судьба, и судьба груза, покоившегося в трюме. Он догадывался, что у пассажиров нелады с законом, но когда услышал, какое старший из них назвал имя, у него внутри все оборвалось. Пираты московитов под предводительством Карстена Роде хорошо насолили добрым торговцам, а себя старый контрабандист считал образцом честности и порядочности. Капитан опасался, что пассажиры забудут его милость и поступят так, как обычно поступают все пираты со своими жертвами.

Этот пройдоха Морской Пес, этот сукин сын, подставил его как мальчишку, злобно думал капитан. А все из-за жадности. Уж больно хороший куш... Капитан тяжело вздохнул и принялся стоически выжидать завершения всей этой истории.

Спустя час с лишним суда разъединились и пошли каждый своим курсом. Старый контрабандист не мог поверить своему счастью. Мало того, что пираты не тронули его судно, так еще их капитан вручил ему целый мешок с серебряной посудой. «За спасение нашего адмирала», — сказал.

Тем временем на палубе «Варяжского моря» царила хмельная вакханалия. В честь возвращения адмирала Онрюшка Вдовин выкатил своим парням бочку хлебного вина, и они пили его кружками, славя и капитана, и адмирала. Что касается Карстена Роде, Гедруса Шелиги и Смаги, то они пировали в капитанской каюте, а Ондрюшка рассказывал им свою одиссею.

Он был единственным из всей каперской флотилии, кто не попал под тяжелый сапог шведского правосудия. На «Варяжском море» почти не было иноземцев (за исключением штурмана датчанина Кристиана Снугге, который был холостяком и не рвался домой), все сплошь поморы, поэтому зимовать решили в родных краях. То, что флотилия прекратила существование, Ондрюшка узнал лишь весной, когда готовил судно к плаванию. Об этом рассказал ему в Нарве знакомый купец, у которого он закупал парусину и канаты.

Ондрюшка не поверил этому и вышел в море. Наверное, он родился в рубашке. Осмелевшие шведы, едва завидев флаг царя Московии, устроили ему такую головомойку, что едва удалось удрать. Затем они еще долго играли в шхерах в кошки-мышки, пока пинк не забрался в такой лабиринт, куда и сам леший не прятался.

Отсидевшись в скалистом фиорде и став гораздо осторожней, Ондрюшка в конце концов принялся потрошить осмелевших купцов, которые думали, что пиратам царя Московии пришел конец. Теперь он уже ходил под чужими флагами, а родной поднимал только тогда, когда шел на абордаж — при виде зеленого полотнища с черным орлом у купцов поджилки начинали трястись.

Так он и щипал торгашей — понемногу, с опаской. На пиратов начали охотиться все прибрежные государства, поэтому прежде гостеприимное море стало похожим на поле, усеянное «чесноком», — железными шипами, ранящими копыта рыцарских лошадей.

Но главная беда была в другом. Корсары с большими трудами сбывали награбленное. На Борнхольм дорога им была заказана, не говоря уже о Копенгагене. Нарва отдана шведам, а русские купцы к товарам каперов относились очень осторожно. Их не прельщала даже мизерная цена. Они не хотели прослыть перекупщиками краденого, боясь потерять выгодные связи с иноземцами.

— Вот так мы и живем, — подвел черту под своим невеселым рассказом Ондрюшка Вдовин.

Теперь его трудно было узнать. Прежний юноша превратился в сурового крепкого мужчину — костистого, широкоплечего, уверенного в себе. Несколько небольших шрамов на лице Ондрюшки совсем не портили его облик, скорее наоборот. Он совершенно свободно изъяснялся на немецком, знал датский и польский языки.

— Что будем делать, адмирал? — спросил Ондрюшка.

Он сразу предложил Карстену Роде занять его место, но Голштинец пока колебался и не сказал ни «да» ни «нет».