Виталий Гладкий - Подвеска пирата

— Будем определяться, — сказал он и позвал Ондрюшку Вдовина. — Распорядись, чтобы кок приготовил что-нибудь поесть, а затем возьми десяток парней и обследуй остров, — приказал он своему помощнику. — Только хорошо вооружитесь! И смотрите в оба.

Литвин одобрительно кивнул. У Голштинца чутье на опасность не хуже, чем у него.

После завтрака Ондрюшка, Недан и еще несколько человек пошли вдоль берега, с опаской поглядывая на лесные заросли. Остальные начали ремонтировать повреждения, вызванные штормом, менять порванные паруса и, пользуясь удобным моментом, пока не начался прилив, очищать днище «Русалки» от ракушек. Карстен Роде приказал канонирам подготовить пушку, а всем остальным, занятым на работах, взять пистоли и сабли — на всякий непредвиденный случай.

Интуиция не подвела ни капитана, ни Шелигу. Прошло совсем немного времени с того момента, как Ондрюшка увел свою команду, когда раздался крик вахтенного и вдалеке показалась большая толпа оборванных и худых людей. Они бежали, размахивая руками и вопя дурными голосами, словно буйно помешанные. Поморы мгновенно рассредоточились и взяли неизвестных на прицел; приготовился и канонир встретить незваных гостей зарядом шрапнели. Но тут впереди толпы появился Ондрюшка Вдовин — похоже, он едва догнал их, потому что сильно запыхался, — и крикнул:

— Не стреляйте! Нет никакой опасности! Все нормально!

Неизвестные, добежав до поморов, начали тискать их в объятиях и что-то с жаром говорить, как определил Карстен Роде, по-голландски — похоже, благодарили. Вот только за что? Неожиданно от общей массы оборванцев отделился один человек и бросился к Голштинцу. Он подбежал к капитану и просипел (похоже, его покинул голос):

— Карстен, капитан, ты ли это?! Или я сплю на этом забытом Богом и людьми паскудном острове, и мне снится добрый сон?

— Клаус Тоде?! Как, откуда, почему?..

Наверное, провались этот остров в морскую пучину, и то ошеломленный Карстен Роде не испытал бы более сильного потрясения, нежели увидев боцмана «Веселой невесты». В мыслях он уже давно того похоронил. Тем более, что о незавидной судьбе Клауса Тоде ему рассказывал Морской Пес. А тому об этом поведал беглый каторжник шведской тюрьмы.

Но вот он, его добрый старый друг, живой и здоровый, только в лохмотьях и худой, как вяленая треска, которая пролежала в сушильне несколько лет.

Оказалось, это матросы с потерпевшей кораблекрушение голландской шнявы [121] Шнява — небольшое двухмачтовое судно с прямыми парусами и бушпритом. Шнява несла две мачты с прямыми парусами, бушприт, стаксель и кливер. Паруса и такелаж на грот- и фок-мачтах располагали так же, как и на трехмачтовых судах. Шнява, находившиеся на военной службе, обычно называли корветами или военными шлюпами. Длина Шнява была 20—30 м, ширина 5—7,5 м, водоизмещение около 150 т. . Часть команды во главе с капитаном и офицерами погибла, а остальные оказались на необитаемом острове, где за два года съели почти все, что только возможно, и со дня на день ожидали голодной смерти.

Вскоре на берегу запылали костры, забулькало аппетитно пахнущее варево, а Карстен Роде, Гедрус Шелига и Клаус Тоде уединились в капитанской каюте. Голштинцу не терпелось услышать рассказ боцмана о его приключениях, пока тот наслаждается добрым вином с сухариками, в предкушении сытного обеда.

— ...Если бы не Фелиция, болтаться бы мне на виселице в Стокгольме, как тому кролику, с которого приготовились снять шкурку. Где ты, моя ласковая, моя добрая, живая ли? — Клаус Тоде смахнул рукой набежавшую слезу, макнул в кубок сухарь, пожевал его и продолжил: — Уж кто ей доложил, что мое дело труба, не знаю. Не успел толком расспросить. Мне даже неизвестно, как она нашла подход к тюремщикам. Фелиция взяла все деньги, что я привозил ей, и отдала тюремному стражнику. Он оказался человеком порядочным и честным — не обманул. А мог бы. Ночью меня вывели из тюрьмы, и уже к утру следующего дня я был в море. Фелиция приготовила мне новую одежду, дала на дорогу несколько монет, узелок с продуктами и договорилась с рыбаками, чтобы они переправили меня в Нидерланды. А на прощанье сначала крепко поцеловала, а потом сказала: «Катись отсюда подальше, чтоб тебя черти взяли!» Вот и пойми этих женщин...

Клаус Тоже всхлипнул и жадно затянулся из трубки, которую ему заботливо приготовил Карстен Роде.

— Вот «индейского сорняка» мы здесь не нашли, — сказал он, блаженно прикрыв глаза. — И поначалу очень страдали, даже больше, чем от голода. Так на чем я остановился?

— На Нидерландах, — подсказал Гедрус Шелига, мысленно назвавший Клауса Тоде большим счастливчиком.

Это ж надо — «Русалка» нечаянно попала в крохотную точку на карте, и там диковинным образом оказался боцман «Веселой невесты». Или все-таки существует промысел Божий? Может, зря он так скептически относится к большой религиозности русских поморов?

— Ну, там я пробыл недолго. Нашелся знакомый человек, из дитмаршенских купцов, ты должен бы его знать, капитан (он назвал фамилию; Карстен Роде согласно кивнул), который пристроил меня на шняву, которой командовал капитан Бартоломеус ван Орлей. Сам понимаешь, домой я вернуться не мог — и кошелек мой был пуст, и меня там все равно нашли бы. А голландский язык я хорошо знаю, так что на судне сошел за своего. Как потом мне стало известно, ванн Орлей несколько лет пиратствовал в Вест-Индии, а затем прикупил себе постоялый двор в Роттердаме. Жил капитан не бедно, всего ему хватало, да видно судьба у него была такая — погибнуть в морской пучине. Царствие ему Небесное, хороший был человек...

Боцман истово перекрестился. Голштинец и Литвин переглянулись — раньше за Клаусом Тоде такой набожности не замечалось.

— Спустя полтора года после моего бегства из Амстердама, — продолжал Клаус Тоде, — составилась небольшая эскадра: три корабля под командой нашего капитана. Официально мы должны были торговать с туземцами островов Тихого океана, но на самом деле пустили в паруса вольный ветер. Позже я узнал, что капитан написал прошение голландскому правительству, в котором подробно описывал богатства испанских городов на Тихоокеанском побережье Южной Америки. В итоге он получил чин адмирала флота, каперский патент, сто пятьдесят тысяч гульденов и три корабля. Неприятности начались очень быстро. У берегов Африки мы повздорили с португальцами, когда пытались набрать свежей воды на берегу. В отместку за убийство нескольких матросов капитан приказал сжечь плантации сахарного тростника. А затем эскадра двинулась к берегам Бразилии. Местные португальцы, прослышав о нашем приближении, приготовили нам «горячий» прием: даже не позволили пристать к берегу и сумели поссорить нас с местными племенами индейцев... Мы оттуда едва убрались подобру-поздорову.