Виталий Гладкий - Подвеска пирата

Но в скором времени охотников скрестить клинки с «ван Дорном» становилось все меньше и меньше. Кого он срубил, а кто и сам благоразумно убрался с его дороги. Тяжелая сабля Голштинца была сработана на заказ: она была длиннее кутласса и отменно сбалансирована. Наконец, мало кто из пиратов имел доспехи в отличие от Карстена Роде. Клинки англичан лишь отскакивали от его кирасы, а сабля Голштинца разила их наповал, разрубая едва ли не до пояса.

Но где же Дрейк? Увы, адмирала нигде не было. Похоже, он не рискнул оставить эскадру, чтобы отправиться в погоню за вероломным Голштинцем.

Вскоре в ходе схватки наметился резкий перелом. Поморы Ондрюшки во главе с Неданом, оставшиеся на «Русалке», перерезали абордажную команду англичан словно баранов. Неудержимый богатырь крушил головы своим ослопом и при этом пел (скорее орал) какую-то песню. Многим англичанам казалось, что это викинг-берсерк, что и вовсе смутило видавших виды головорезов.

Покончив с абордажной командой, поморы хлынули на фрегат, чтобы помочь голландцам. А помощь край как была необходима. С таким страшным противником, как они, англичанам еще не приходилось встречаться. Поморы прошлись по палубе фрегата стальным потоком, оставляя после себя горы окровавленных трупов. В конце концов англичане не выдержали этого ужаса и раздались крики о пощаде. Ондрюшка едва сдержал своих людей, чтобы те не вырезали всех до единого.

Затем началась обычная в таких случаях работа: мертвых сбросили на корм рыбам. Живых согнали в кучу, дали две шлюпки, приказали убираться и передавать привет Дрейку. Затем принялись перевязывать свои многочисленные раны. Но прежде Карстен Роде всех мало-мальски целых и здоровых погнал на «Русалку», чтобы перетащили весь ценный груз на фрегат. Что и было сделано весьма проворно.

Канаты, державшие «Русалку» на плаву, обрубили, и пинк медленно, словно нехотя, пошел ко дну. На глазах поморов, этих суровых, бесстрашных морских рыцарей, появились слезы. Нужно сказать, что и Карстен Роде почувствовал комок в горле. Он вдруг понял, что вместе с пинком уходило что-то очень важное для него.

— Палубу отдраить, обломки за борт, — поискав глазами и не найдя Клауса Тоде, капитан приказал де Фризу, и тот побежал исполнять.

Но где же боцман? Словно услышав немой призыв капитана, Клаус Тоде появился откуда-то сбоку. У него была перевязана голова, и он шел, слегка пошатываясь.

— Карстен, там тебя зовет Шелига, — сказал он просто, без чинов.

— Что с ним?! — встревожился Голштинец.

— Плох он. Очень плох, — угрюмо буркнул боцман. — Впору исповедаться...

Карстен Роде бросился в каюту, куда отнесли Гедруса Шелигу. Тот лежал с оголенным торсом и перебинтованной грудью. Глаза его были закрыты. Капитану очень не понравилось восковое лицо Литвина. Казалось, он уже отошел в мир иной.

— Что с ним? — шепотом спросил Голштинец у судового врача-голландца.

— Пуля из мушкета. Всю грудь разворотило.

— Выживет?

Врач сначала пожал плечами, а затем, немного подумав, отрицательно покачал головой.

— Умираю я... — вдруг послышался тихий голос Шелиги. — Вижу, вижу, вот она, смертушка моя... Стоит и скалится. Подожди немного, костлявая, я скоро... Капитан, пусть нас оставят одних... Я хочу кое-что сказать...

Карстен Роде мигнул, и врач вместе с боцманом вышли из каюты.

— Карстен, я хочу исповедаться...

— Гедрус, у нас нет священника.

— Он и не нужен... — Литвин дышал с большим трудом, на его синих губах пузырилась кровавая пена. — Я хочу тебе исповедаться... Виноват я перед тобой, сильно провинился. Дай слово, что простишь... отпустишь мой грех.

— Мне не в чем тебя упрекнуть. Ты настоящий друг и хороший боевой товарищ. Рано еще исповедоваться. Держись, Гедрус, держись!

— Дай слово!

— Ну, хорошо, даю.

На какое-то время Гедрус Шелига умолк, а затем, с трудом выдавливая из себя слова, произнес:

— Я мог бы и промолчать... И похоронили бы меня как человека. А так... боюсь, что бросите в море как собаку. Но я должен! Я это чувствую...

— Ты бредишь, Гедрус.

— Нет, капитан, нет. Я сейчас в ясном уме и при памяти. Помнишь таверну Капитана Свена? Так это я вас сдал. Конечно, тебя все равно не оставили бы на свободе... так решил король, но я мог тебя предупредить... Мог. А я продал!

Слова Гедруса Шелиги прозвучали как гром среди ясного неба. Человек, которому он, Карстен Роде, много раз обязан жизнью, — предатель?! Это не укладывалось в голове. Такого просто не может быть!

— Гедрус, ты бредишь!

— Ах, если бы... Карстен, ты дал слово.

— Не верю!

— Ты дал слово!

Голштинец обхватил голову руками и застонал, словно ему стало больно. Теперь слова Гедруса Шелиги дошли до его воспаленного мозга. Мозаика, над которой он бился долгие годы, в конце концов сложилась. Но все равно ему не хотелось в это верить.

— Я умираю, Карстен... — прошептал Шелига. — Дай руку...

Карстен Роде машинально протянул руку и Гедрус Шелига что-то вложил ему в ладонь.

— Удача тебе нужней... — сказал Литвин. — Храни... тебя... Госп... А-а!..

Он дернулся и затих. Его лицо вдруг стало отрешенным, неземным. Голштинец перекрестился, встал и вышел из каюты.

— Похоронить со всеми почестями, — сказал он сурово, и крепко, до скрипа, сжал зубы.

Удалившись на нос фрегата, где не было суеты, он наконец разжал ладонь и посмотрел на предмет, который всучил ему Гедрус Шелига. Это была...подвеска Френсиса Дрейка! Подсвеченный солнечными лучами амулет, приносящий его обладателю счастье и удачу, пылал живым розовым цветом в темной руке флибустьера словно большой светлячок, которых полно в Южной Америке. Так вот почему Дрейк послал за ними вдогонку корабль! Литвин не удержался от соблазна и использовал момент, когда английский адмирал забылся пьяным сном, благо шляпа Дрейка с подвеской лежала на столе...

Карстен Роде устало опустился на свернутый в бухту канат и прикрыл глаза. Скоро фрегат поднимет паруса, и они продолжат путь домой. Что ждет его там? Не сделал ли он ошибку, покинув Тортугу? Улыбнется ли ему фортуна сквозь талисман Френсиса Дрейка? Ответом Голштинцу стал сильный порыв ветра, от которого захлопали полотнища парусов. Похоже, где-то в глубине Атлантики зарождался очередной шторм, и этот ветер был его предвестником.

Изрядно постаревший Фетка Зубака с артелью ловил плотву. Он уже мог бы и не ходить в море. Богато зажил артельный атаман: женился на молодке, двух детишек прижил — а все равно что-то тянуло его к соленой воде как на вожжах. Заброшенная сеть была тяжела; знать, полна живым серебром. Фетка с удовлетворением потирал руки — это еще копеечка к его достатку. Чай, не лишняя будет. Мальцы вон подрастают, да и жонке шубейку справную прикупить надо.