Дмитрий Агалаков - Полет орлицы

Если, двигаясь к Орлеану, Жанна была уверена, что нападет на первый же бастион Суффолка и Талбота, что встретится у нее на пути, и именем Господа одержит победу, то теперь все изменилось. В ряде блистательных битв, где она участвовала, Жанна приобрела опыт командира. И теперь этот опыт боролся в ее душе с безоговорочной верой в победу. Прежняя Жанна говорила: «Атакуй англичан, несмотря на потери, сломи их одним гневным порывом, накрой их волной французского оружия, пусть они захлебнутся!» Нынешняя Жанна предостерегала: «Атаковать позиции англичан — значит положить несметное количество солдат под английскими стрелами. Не исключено, что твоя волна разобьется об эту скалу…»

Противники бранили друг друга на чем свет стоит. Иногда брань перерастала в короткие стычки по фронту, но не более того. Жанна понимала: что-то изменилось. И не в лучшую сторону. Она до сих пор не могла понять, почему король — ее любимый король! — не послушал ее и не позволил поступить так, как единственно было правильно. Их промедление было подобно тому, как если бы охотники, уже загнавшие волка в овраг, вдруг забрали собак, дали отбой и отправились в замок — обедать, отложив охоту на пару дней.

И вот этот волк уже обернулся целой стаей серых врагов, которые нынче чувствовали себя хозяевами положения.

15 августа перестрелки и стычки переросли в небольшое сраженье на поле между лагерями, где участвовало около пятисот бойцов с обеих сторон, но в решающую битву оно так и не переросло. В плен к противнику попали как французы, так и англичане.

На следующий день армии разошлись.

Французы первыми снялись с места, а за ними, осторожно, и англичане. Брань стояла надо всей округой Монтепилуа и над речушкой Ноннетт. Обе стороны были так злы друг на друга, что, разбредаясь, без сожаления прикончили пленных.

Бедфорд ушел в Санлис, а потом в Нормандию, что была на пороге восстания против англичан, а Карл Валуа — в Крепи, где получил ключи от Компьена, который согласился подчиниться ему, и далее — в сам Компьен, где теперь, после сомнительного похода на Париж, он должен был показать свои силы.

Карл Валуа въехал в город через южные ворота Пьерфон. Его вышли встречать именитые горожане во главе с Гильомом де Флави, комендантом Компьена, опытным и независимым капитаном.

Этот большой город, выросший у слияния двух рек северной Франции — Уазы и ее притока Эно, представлял мощную крепость. Он дорогого стоил. Владеющий Компьеном мог угрожать Парижу, если в столице засел его враг, или напротив — быть его надежным защитником, если Париж был своим.

На Компьен всегда с жадностью смотрел герцог Бургундский, и вот уже, не успел король осмотреться в своих заново приобретенных владениях, как в Компьен пожаловало посольство герцога. На этот раз посланников Бургундии возглавлял первый из вельмож Филиппа — граф Жан Люксембургский. Граф гордился своей кровью и кланялся очень редко — представители его фамилии в разное время правили Священной Римской империей; Люксембурги были королями Венгрии и Чехии.

Король Франции встретил почетного гостя в окружении своих капитанов. В их компании он производил серьезное впечатление! Особенно среди французских вояк выделялась коротко стриженная темноволосая девушка в черном камзоле и черных в обтяжку штанах, перепоясанная широким кожаным ремнем, с мечом у левого бедра. Увидев ее, от нее трудно было отвести глаза.

Трудно было отвести взгляд и от графа Люксембурга. Левую часть его лица, через губы, пересекал глубокий шрам. Пустая левая глазница была перевязана широкой черной лентой.

Люксембург поклонился и поприветствовал короля Франции от имени герцога Бургундии, пожелал ему доброго здравия.

— Благодарю вас, граф, — ответил Карл Валуа. — И я желаю моему кузену Филиппу всех благ, да хранит его Господь! — Король скосил взгляд на Деву. — Моих капитанов представлять вам не стоит, вы их знаете…

Потон де Ксентрай с легкой усмешкой поглядывал на обезображенное лицо графа — ведь это его секира на боевом турнире в Аррасе семь лет назад прямым ударом разрубила шлем графа Люксембурга и оставила его на всю жизнь калекой и уродом.

— Но позвольте представить вам Дама Жанну, — договорил Карл, — с ней вы еще незнакомы.

Граф кивнул девушке, и она ответила ему легким поклоном.

«Вот, значит, какова эта девчонка, что навела столько страху на англичан!» — подумал граф Люксембург. Губы Жанны едва заметно зашевелились. «Проклятый бургундец!» — прошептала она.

— Больше так не могу! — на следующий день, во время прогулки верхом по окрестностям Компьена, сказала она герцогу Алансонскому. — Я лучше вернусь в Домреми и буду пасти овец — так я принесу больше пользы Франции, чем теперь!

За ними на расстоянии следовала свита — ее и герцога.

Алансону, только что выплатившему выкуп за свою персону и тем самым избавившемуся от данного слова — не воевать против англичан, тоже не сиделось на месте. В сердце молодого человека кипела ярость и жажда отмщения. Один из первых вельмож Французского королевства — он был нищим. Ни денег, ни земель — все досталось англичанам. Ненавистный ему лорд Бедфорд присвоил себе провинцию Алансон! Поэтому, глядя на сонного короля, он, как и Жанна, тоже едва сдерживал себя.

Девушка оглянулась назад.

— Пойдете со мной на Париж? — спросила она. — Теперь же?

Он поймал ее неспокойный взгляд.

— Теперь же — а именно?

— Завтра, — уточнила она. — Очень хочется увидеть столицу своими глазами! А не по рассказам моих друзей, — добавила она.

— А вы, Жанна, после Парижа пойдете со мной в Нормандию?

Девушка усмехнулась — хитер был ее родственник! Но в справедливости вопроса отказать герцогу было невозможно.

— Пойду, Алансон, — сказала она.

— Да будет так, Жанна… А как же король?

— У него есть послы герцога Бургундского.

— Верно! — рассмеялся Алансон. — Их общество он предпочитает нашему!

Рассмеялась и Жанна, только с горечью.

— А раз так, мой прекрасный герцог, сегодня же собирайте ваших людей!

Жанна пришпорила коня, Алансон тоже, и они быстро помчались вперед, отрываясь от медленно преследующей их свиты.

— Да что она себе позволяет?! — восклицал Ла Тремуй в покоях короля. — Как понять ее поступок?! — Его справедливый гнев был таким искренним, что на Ла Тремуя просто жалко было смотреть. — Ослушаться своего короля?! Немыслимо! Невероятно! Да она… — он взглянул на короля, сидевшего в кресле в парчовом ночном халате, но так и не договорил. Хотел было назвать ее «смутьянкой», но ведь не против же короля она собрала свое войско, а против его врагов! Крутилось еще словцо «ослушница», но кого она ослушалась? Она просто поступила по-своему. — На нее нет никакой управы! — наконец высказался он.