Дмитрий Агалаков - Полет орлицы

В конце октября, вдохновленный славой французского оружия, Ла Тремуй убедил короля начать военную кампанию против злодея Перрине Грессара.

Полководцем назначили Карла д’Альбре, капитанами были Людовик Бурбон, граф де Монпансье, маршал де Буссак и Дева Жанна. Борьба с Грессаром и была теми «большими планами», которые король возлагал на Жанну — ей вновь предстояло одеть доспехи, на этот раз — подаренные Рене Анжуйским в Нанси.

Перрине Грессар был не только ловким разбойником и безжалостным душегубом, но и талантливым полководцем. Все крепости «Сеньора де Ла-Мот-Жоссран» были готовы к долгой осаде и обороне, а дисциплине его армии могли позавидовать королевские войска.

Первый удар французы нанесли по Сен-Пьер-ле-Мутье, самой южной из крепостей Грессара на Луаре. Крепость была взята в осадное кольцо и скоро начался штурм. И тут случилось новое чудо — как отголосок тех чудес на Луаре, что потрясли весной всю Европу. Ядра крушили стены, рвы наполнялись вязанками хвороста и трупами французов. Но штурм был отбит, и вот уже войска короля отступают, едва ли не бегут от крепости и от стрел солдат Перрине Грессара. И только одна Жанна, держа в руках древко своего знамени, вросла в землю. Но стрелы, нацеленные на нее, летят мимо…

…Жан д’Олон хватает ее за руку:

— Жанна! Мы уходим! Прошу тебя! Ты — одна!

— Нет! — оборачивается она к нему. — Со мной пятьдесят тысяч моих солдат! Оглянись! Неужели ты не видишь их?!

Оруженосец Жанны вертит головой, но видит только нескольких арбалетчиков, которые, отступая, пытаются выбить из бойниц врага.

— Жанна, вокруг никого нет! Ты погибнешь!

И тогда девушка сорвала с головы шлем и, еще крепче схватив знамя, закричала отступающим:

— Солдаты! Враг боится нас! Он трепещет! Берите вязанки! Мост — наша победа! Именем Господа, враг будет повержен!

Она была услышана. Остановились те, кто был рядом, за ними — другие. И вот уже готовая бежать армия вновь пошла на штурм, и спустя всего час город был взят.

Эта победа вдохнула надежду в солдат Карла Валуа и заставила Перрине Грессара бросить все силы на укрепление главной своей крепости — Ла-Шарите, откуда он совершал грабительские набеги на земли Франции и Бургундии.

От Сен-Пьер-ле-Мутье войско Карла д’Альбре двинулось вдоль берега Луары на север и 24 ноября осадило Ла-Шарите. Но недостаточно было продовольствия в армии и боеприпасов. К тому же приближалась зима — время года, когда феодальные войны сходили на нет, предоставляя хозяевам замков трехмесячную передышку, заполненную пирами и охотой.

В конце декабря осада была снята и продрогшее войско сира д’Альбре, бросив часть артиллерии из-за боязни, что Перрине Грессар совершит контрудар, поспешно ушло на зимние квартиры к Жаржо. Годовая эпопея непрерывных войн, оглушительных побед и немногих поражений подошла к концу.

Для Жанны «южный поход» был еще одним поражением. Она не скрывала этого. Как и не скрывала того, что армия была брошена королем на произвол судьбы.

Может быть, она и сгущала краски, но не намного.

А в замке Мён-сюр-Йевр процветало беспечное счастье и благодушие. Короля и королеву носили на руках, вино лилось рекой, а о войнах забыли, точно и не было их вовсе. И на позорное отступление от Ла-Шарите посмотрели сквозь пальцы. Двор более не хотел проливать кровь — свою и чужую. Что до возможной опасности со стороны англичан и бургундцев, то на нее просто закрыли глаза.

— Я прошу отпустить меня домой, — в один из зимних дней сказала Жанна своему королю.

— Домой — куда? — удивился он.

— В Домреми. — Как ей хотелось вырваться из королевского плена под любым предлогом и примкнуть к своим друзьям, которые сейчас дрались с англичанами в Алансоне и Мэне! — Я не гожусь для дворцовой жизни, государь.

Идея отправить Жанну подальше понравилась Карлу Валуа, и он сказал:

— Я подумаю, Жанна.

Но стоило девушке оставить короля и его фаворита наедине, как Ла Тремуй завелся: «Ее нельзя отпускать, государь! Неужели неясно, что у нее на уме? Она затеет войну! Все пойдет прахом — все наши многомесячные труды! Немыслимо, если Жанна окажется вне нашего поля зрения!»

И ей было отказано под предлогом… Да не было никакого предлога! Король — повелитель французов. Всех без исключения! И если он кого-то хочет видеть рядом с собой, то счастливчик должен радоваться — днем и ночью. Во сне и наяву.

Жанна понимала, что так продолжаться долго не может, но терпела. Она ощущала, что Господь отвернулся от нее. Она искала причины своих неудач и находила их. Беды, свалившиеся на нее, были искуплением. Тот ад, в который она ввергла две армии — в святой день, у стен Парижа — не отпускал ее. Она горела в его пламени. Вновь возвращались к ней картины смерти. Ворота не открылись ей. А сама она едва избежала смерти.

Но чем дольше она сидела на привязи, тем четче понимала: она не святая. Не хочет и не может быть таковой. Все сильнее Жанна ощущала себя воином, жизнь которого существует только на острие меча.

И другому быть не дано!

Об этом она и сказала своему королю — сказала при всех.

— Кажется, я недооценила твою сестру, — в один из зимних дней в замке Мён-сюр-Йевр, сидя у камина и глядя на огонь, проговорила Иоланда Арагонская королю Франции. — А со мной такое случается редко…

— Что вы хотите этим сказать, матушка?

Иоланда взглянула на зятя, неопределенно улыбнулась. Она протянула руки к огню и теперь вновь смотрела на языки пламени, жадно лижущие дрова в камине.

— Возможно, твой Ла Тремуй был прав, что так боялся ее, — сказала она.

Карл не верил своим ушам:

— И это говорите мне вы, так радевшая за нее?!

— А почему бы и нет? Жанна неуправляема. Не то плохо, что она не знает слова «мир», что ей нужна война, и только с мечом в руках она чувствует себя хорошо. Она воюет против твоих заклятых врагов — англичан, все сделавших, чтобы отнять у тебя Францию. Я тоже считаю, что лучший язык для переговоров с ними — это меч. — Иоланда положила руки на колени, сцепила пальцы. — Плохо другое, Карл… Она не слушает своего короля. Когда король говорит, что надо вложить меч в ножны, даже если он не прав, нужно исполнить его волю и вложить меч в ножны. Тот, кто не повинуется своему королю один раз, будет так поступать и впредь. Этот человек допускает, что его воля — выше воли короля. — Она встретила взгляд Карла. — Вот что разглядел в Жанне твой трусливый Ла Тремуй и чего не доглядела я, потому что никогда и никого не боялась.

Карл Седьмой стерпел оскорбление своего фаворита.

— И что же вы мне предлагаете сделать, матушка? Наказать ее?

— Наказать Жанну — нет! — улыбнулась королева. — Она не из тех людей, которых наказывают. Тем более, что Жанна денно и нощно борется за своего короля и столько сделала для него! Нет…