Дмитрий Агалаков - Полет орлицы

— Память его коротка, — кипел Орлеанский Бастард. — Ох, коротка!

— Он испугался церкви? — негодовал Жиль де Рэ. — Да я прокляну любую церковь, которая обвинит Жанну! Пусть выберет своего папу, — он обращался к Бастарду, — как это делал ваш отец — Людовик Орлеанский!

— Если только Людовик был его отцом! — усмехнулся Бастард.

Багровое лицо Ла Ира было искажено гневом, но он сдерживал себя. И только твердил, как заклинание: «Черт возьми! Да как он смеет?! Черт возьми!»

Но им пришлось замолчать сразу после того, как впереди замаячили две знакомые фигуры: изящная — Ла Тремуя, и мясистая — первого канцлера королевства, архиепископа Реньо де Шартра.

— Вот почему он сказал нам «ждите, будущее подскажет»! — едва они разминулись, воскликнул Орлеанский Бастард. — Вот оно — «будущее»! Ему понадобился мудрый совет!

— Из преисподней! — откликнулся маршал де Рэ.

Капитаны с ненавистью и презрением взглянули на Ла Тремуя. Нарочито низко поклонились первому канцлеру де Шартру.

— Ну-ну, — усмехнулся Ла Тремуй, краем уха уловив несколько неосторожных фраз, брошенных капитанами. Он взглянул на де Шартра. — Господа рыцари играют с огнем? Нам это на руку.

Они вошли в покои короля. Карл сидел в кресле — он ждал их.

— Доброго дня, государь. Вы не боитесь вот так запросто впускать к себе этих головорезов? — поклонившись, осторожно спросил у короля Ла Тремуй. Лукавому советнику сразу бросилась в глаза бледность лица его величества. Два чувства бушевали в короле: гнев и нерешительность. Порочная смесь — удел слабых. — Они могут быть опасны, когда что-то выходит против их желания.

— Я подумал о том же, — откликнулся Карл Седьмой.

— И потом, их речи! — Ла Тремуй улыбнулся. — Бунтовщики, да и только!

Слушая фаворита, король задумчиво кивал. Бедняга, думал Ла Тремуй, он не знает, как ему быть! Надо помочь его величеству…

— Я слишком много им позволяю, — сказал король. — Стоило бы урезонить их.

Ла Тремуй был рад: его величество первым произнес эти слова. Но едва король замолчал, он вновь поклонился.

— Государь, мы с его высокопреосвященством прибыли сразу, как только узнали о вашем желании поговорить с нами.

— Вам, господа, известно, что англичане совместно с инквизицией решили во что бы то ни стало заполучить Деву Жанну в свои руки. Все, кто сражался с ней плечом к плечу за мою корону, в один голос просят, если не требуют, освободить Жанну любым способом. Будь то выкуп или военные действия. Мне нужен ваш совет. Совет политика и совет слуги церкви.

Ла Тремуй и архиепископ де Шартр отвесили королю поклон.

— Это очень серьезный вопрос, — со вздохом сказал Ла Тремуй. — Жанна… Жанна… Все, что касалось ее, никогда не было простым, всегда доставляло столько хлопот…

— А ее победы? — заметил король. — Кажется, их она одерживала с легкостью. Не так ли? И совсем без хлопот, Ла Тремуй.

— Победы — да, — поклонился тот.

Вельможа понял, что добиться своего ему будет не так-то просто. Король на перепутье: он готов сопротивляться, и даже агрессивно. Недавний разговор с капитанами и чувство их правоты переполняли его. Надо быть осторожным!

— Но победы и поражения сменяют друг друга, как ясные и ненастные дни осенью, — продолжал Ла Тремуй. — А вот ругаться с церковью — значит обречь себя на долгое ненастье. Было бы неосмотрительно, Ваше Величество, завладев лишь половиной Франции, конфликтовать с инквизицией.

— А вы что скажете, ваше высокопреосвященство? — король перевел внимание на де Шартра. — Как поступит папа, если дело дойдет до него?

— Римская курия примет сторону инквизиции, государь, — кивнул архиепископ Реймсский. — Она вряд ли заступится за еретичку в мужском платье, с мечом, обагренным кровью. Которая, по ее словам, говорит с Господом и то и дело использует Его имя так, как ей заблагорассудится. Ведь именно таковой инквизиция представляет себе Жанну.

Король встал с кресла, прошелся по зале. Рывком обернулся к вельможам. Он не мог найти ясного ответа, и оттого нервничал, злился.

— Я слушаю, господа, говорите!

— История сообщает нам, — незамедлительно вступил Ла Тремуй, — что немало королей нажили себе серьезную головную боль, ссорясь с церковью. Вспомните хотя бы Генриха Четвертого [5] Генрих IV (1050–1106) — германский король с 1056 года, император Священной Римской Империи с 1084 года. Его правление пришлось на великое противостояние императоров и пап — власти светской и власти церковной. В 1076 году Генрих IV объявил о низложении папы Григория VII, в ответ понтифик отлучил императора от церкви, лишил его королевского сана и освободил подданных короля от присяги своему государю. Общественное мнение оказалось на стороне первого князя церкви. В январе 1077 года Генрих IV был вынужден пойти на покаяние к папе в замок Каноссу в Северной Италии. Сняв все знаки королевского достоинства, голодный и босой, в одной власянице, с непокрытой головой, Генрих три дня стоял перед замком, пока не получил прощение понтифика. , императора Священной Римской империи. Ему пришлось босиком, в мороз, идти через всю Европу — из Германии в Италию! — и стоять трое суток у стен Каноссы, чтобы понтифик снял с него анафему и вернул ему трон.

— Что вы предлагаете, Ла Тремуй? Не ходите вокруг да около…

— Ваши доблестные капитаны уверены, что дело Жанны — живо. Я с ними согласен…

Король взглянул на фаворита, пытаясь понять, куда он клонит.

— Да, согласен, государь. Но только надо кое-что прояснить. Это не дело Жанны, — он развел руками требовательно, дабы его поняли, — это — ваше дело . Священное дело Французской Короны, — закончил свою мысль Ла Тремуй. — Разве нет? — Он взглянул на де Шартра. — Ваше высокопреосвященство?

— В этом нет сомнений, государь, — поклонился королю грузный де Шартр. — Это было и есть ваше дело.

— Деву Жанну пригласили и доверились ей для того, — продолжал Ла Тремуй, — чтобы вдохнуть в наши войска уверенность в победе. И Жанна, как мессия, явилась миру с мечом в руках. Каждая ее победа воспринималась как дар Божий — Франции. — Лицо Ла Тремуя стало очень серьезно. — Но вот — она пленена. Будь Жанна простым полководцем, как ваши Орлеанский Бастард или Ксентрай, ее можно было бы обменять на Талбота или Суффолка. И вновь, каждый со своей стороны, взялся бы за оружие. Как это было веками! Но дело куда сложнее…

— К чему вы все-таки клоните, Ла Тремуй? — вновь стал раздражаться Карл. — Мне надоели ваши витиеватые речи, черт возьми!

Архиепископ опустил глаза — последнюю фразу стоило пропустить мимо ушей.

— Дева Жанна выполнила свою миссию, государь, — утвердительно сказал Ла Тремуй. — Вот о чем я говорю. О чем я осмелился наконец-таки сказать. Она исчерпала себя. Отныне она — пустой сосуд.