Дмитрий Агалаков - Полет орлицы

— Я скажу всем, что я — жива! — вырвалось у Жанны.

Но Джон Грис не дал ей наделать глупостей.

— Если не хочешь, чтобы мы закололи тебя, — сказал ей тюремщик, — веди себя тихо. Сейчас ты на волосок от смерти.

Пьер Кошон кивнул, подтверждая слова англичанина.

— Будь смиренна, и тебя не тронут. — Епископ Бове проиграл этот суд, так ничего и не сумел толком доказать. Но костер в Руане, с одной стороны, и каменный мешок в одной из неприступных европейских крепостей — с другой, сравняют все неровности, решил он. Да будет так. — Прощай, Жанна. Мы с тобой больше не увидимся. Теперь о тебе позаботятся другие люди.

И Жанна сдалась. Наконец-то она поняла: принцесс не сжигают заживо, их прячут от глаз в казематах. Возможно, до конца дней. Но любые кандалы лучше, чем пожирающий тело огонь.

— Ты будешь вести себя хорошо? — спросил Джон Грис. — Или нам вынести тебя зашитой в мешок, с кляпом во рту?

— Не надо, — ответила девушка. — Я буду вести себя хорошо.

Ей связали за спиной руки и одели длинный плащ с капюшоном, надвинув его на лицо. Так ее и вывели из камеры. Джон Грис крепко держал ее за локоть. Пьер Кошон обернулся на Жанну, которую уводили вдоль по коридору. Обернулся с сожалением. У него была другая забота — сопроводить приговоренную к смерти Деву Жанну до места казни, прочитать во всеуслышание отлучение от церкви и проследить, как палач подпалит хворост под ногами несчастной. Ад продлится недолго — ведьма сгорит за считанные минуты.

…Жанну вели по коридорам. Охрана молчала, но иногда врывались голоса проходивших мимо стражников. Вели долго. Она даже не пыталась сосчитать количество коридоров, поворотов и лестниц, которые ей пришлось миновать. Наконец перед ними со скрипом открылась дверь и пахнуло холодом и сыростью.

— Осторожнее, Дама Жанна, — услышала она насмешливый голос Джона Гриса, еще крепче ухватившего ее за локоть. — Впереди крутая лестница. Один неверный шаг — и вы свернете шею.

Жанна промолчала. Они спускались минут пять по винтовой лестнице, не спеша делая круги, ведущие вниз. Все это время Джон Грис крепко держал ее — нелегко были идти по такой лестнице со связанными руками. Нет, она была нужна им живой. Сомнений не оставалось!

Лестница закончилась. Теперь они шагали по длинному тоннелю. Гулко отдавались их шаги. Жанна слышала, как пламя факелов лижет пустоту.

— Куда вы меня ведете? — не удержавшись, спросила она.

Еще одна усмешка Джона Гриса.

— А что вам говорит Господь, вы, кажется, с Ним на короткой ноге?

И вновь девушка не ответила. Она давно была всего лишь сухим листом, подхваченным ветром. Стоило смириться. А коридор все продолжался, извиваясь гигантской змеей… Вот они остановились. Стража отворяла впереди еще одну дверь — та шла тяжело, с пронзительным скрежетом.

— Последняя лестница, Дама Жанна, ведущая наверх — в небеса! Впрочем, долой капюшон!

Тюремщик стянул с ее головы черный мешок, и Жанну резанул по глазам яркий огонь двух факелов. Вокруг были стены, сложенные из грубого камня, кое-где поросшего мхом. Жанна мельком взглянула на двух стражников — при мечах, в бригандинах и бацинетах. Лица их оставались все так же непроницаемы и суровы. Два верных пса, не иначе. Таким только дай команду — в миг заколют. Джон Грис посмеивался. Они поднялись по новой крутой лестнице, но путь вышел недолгим. Грис все так же уверенно опекал ее, пока стражник открывал новую дверь в бесконечном лабиринте. А когда та отъехала в сторону, выстрелил яркий дневной свет. Золотые лучи шли из окон башни, где плыли облака. Тут уже не было и в помине сырости и холода подземелья.

— Где мы? — дрогнувшим голосом спросила девушка.

— В раю, Дама Жанна, — откликнулся Джон Грис.

Там, за окнами башни, было много майского солнца. И оно казалось таким близким, необыкновенно ярким, выстелив солнечными полосами суровый камень! Через несколько минут ворота башни открылись, и Джон Грис подтолкнул Жанну вперед…

Башню окружали поля. Величественный город был совсем близко — серой твердыней поднимался он в четверти лье отсюда. Ее тюрьма, позор и бесчестие, наказание за гордыню. Ненавистный и ненавидящий ее Руан. И еще — синий обрывок весенней реки разглядела Жанна в промежутках между дальними лесочками. Сена…

От самого ближнего к башне леса отделились несколько всадников — они рысью шли сюда. Жанна подсчитала — шесть человек. И одна свободная лошадь. Несомненно они скакали к ним. Но кто эти всадники?

Расстояние между ними быстро сокращалось…

Жанна смотрела на командира отряда — светло-рыжеватые волосы, гордо поднятая голова. И лицо — заносчивое и сияющее одновременно.

Не может быть!

Всадники остановили коней у ворот башни. Англичанин и предводитель отряда поклонились друг другу.

— Кажется, вы уже знакомы, Дама Жанна, — усмехнулся Джон Грис. — Сир де Маси.

Рыцарь едва заметно поклонился.

— Надеюсь, вы в полном здравии, Дама Жанна?

Но девушка все еще не могла справиться со своими чувствами — Эмон де Маси по прозвищу Отважный бургундец! Человек, преследовавший ее с навязчивостью тени. Битый ею. Ее ненавидевший. И, по его словам, страстно любивший. Но что ему надо было здесь? От нее? В этот день ее мнимой смерти?

— Отныне он ваш тюремщик, — объяснил Джон Грис. — Английская корона передает, скажем так , женщину без имени герцогу Савойскому. Если бы не ваша благородная кровь, Дама Жанна, не угрозы вашего самозванца Карла Валуа, вы бы уже пребывали в аду. Чему я был бы несказанно рад. И ваш пепел сейчас сметали бы в горшок на Старой рыночной площади Руана, чтобы выбросить в Сену. Но вам повезло — и вы остались живы.

Жанне все стало ясно: свободная пегая лошадь в полном снаряжении — для нее. Мир вновь открывал для своей избранницы двери — возможно, к новому горю. Но только не к смерти. И потому она верила, что Господь на ее стороне. Она хотела верить в это…

— Разрежьте веревки, сир де Маси, — попросила девушка.

Бургундец кивнул одному из солдат, и тот выполнил требование. Жанна подошла к лошади, легко запрыгнула в седло. Все мужчины до одного наблюдали, как ловка она, как влилась в седло, как тотчас преобразилась, приобретя осанку наездника и воина. Девушка потянула за узду, и конь быстро обернулся на одном месте.

— Не Ястреб, но сойдет, — сказала Жанна, легонько хлопнув скакуна по могучей пятнистой шее.

Огромным было небо над ее головой. Синим, бездонным. Весенним. От одного только больно сжималось сердце. Она больше не слышала шепота, который так часто касался ее слуха. Голоса ушли. Точно теперь она была хозяйкой своей душе. Она спасена и свободна. Но дорога ее более не известна никому. И меньше всего — ей самой. Совсем еще молодой и уже так много испытавшей в этой жизни. Голоса оставили ее. Она знала — навсегда. И только майский ветер, теплый, немного сухой, цеплял полевые цветы и молодую траву, и трогал волосы Жанны, напевая песню, которую она раньше никогда не слышала…