Альберто Васкес-Фигероа - Сьенфуэгос

— Сантонья? — воскликнул он. — На-ка, выкуси! Ноги моей там больше не будет!

Это были незабываемые дни, удивительные для людей, не помнящих ничего, кроме голода, холода и лишений, впервые в жизни они почувствовали себя по-настоящему свободными, не ограниченными ханжескими правилами поведения. Они наслаждались самыми сладкими плодами природы и самыми непосредственными созданиями на земле.

Лишь на юте «Санта-Марии» Европа выглядела близкой, лишь в темной каюте адмирала не сдавали позиций амбиции и прежние правила игры, лишь в голове и сердце нового вице-короля разгоралось желание снова выйти в море на поиски Сипанго.

Золото!

Слово, которое обычно волновало всех, теперь трогало лишь немногих, потому что в эти дни они владели чем-то более ценным, нежели всё золото мира. Но Христофор Колумб знал, что по возвращении из плавания должен будет держать ответ за дорогостоящую экспедицию, ведь в порту Палос он многим обещал, что найдет источник, где рождается золото.

Без золота его триумф никто не признает, возвращение лишь с горсткой дикарей, обезьян или крикливых попугаев равносильно признанию неудачи, потому что путешествие стоило очень дорого, и те, кто его финансировал — короли, банкиры и торговцы — верили, что Колумб привезет нечто большее, чем просто громкие слова, ведь они послали его не на поиски маленького рая с вольными нравами, а за желанными желтым металлом, способным оправдать самые бредовые затеи.

Но где же золото?

Только в украшениях, стоимости которых в конечном счете едва ли хватит, чтобы оплатить жалованье полудюжины юнг.

— Мы не для того плыли в такую даль, чтобы жрать, пить и совокупляться, подобно скотине, — резко заявил адмирал. — Пусть даже этот остров предоставляет нам все греховные радости, настал час покинуть его. Нас ждут великие горизонты.

— Что значат ваши горизонты, когда мы наконец-то нашли счастье? — послышались недовольные возгласы. — Если Адама и Еву изгнали из рая, то почему мы должны совершать ошибку, покидая его по доброй воле?

Но для адмирала Колумба рай не ограничивался прекрасным островом, сотканным из любви и улыбок, он нуждался в том, чтобы далекий королевский двор признал его открытие и подтвердил права как вице-короля этих земель, где, как он грезил, находится источник золота.

Наконец-то сбылась его мечта прибыть на эти земли, но почти мгновенно эта мечта, о которой он так долго грезил, за которую боролся большую часть своей жизни, уступила место жажде превратить ее в нечто более осязаемое, в неоспоримый коммерческий успех, и потому Колумб постоянно требовал у Луиса де Торреса, чтобы тот выпытал у туземцев больше сведений о новых землях и том месте, откуда взялось немногое имеющееся у них золото.

Луис день за днем пытался понять этих людей, а те лишь улыбались и играли с полученными в подарок колокольчиками, подвешивая их в самых неожиданных местах тела, так что на исходе дня сельва буквально вибрировала от звуков безумной симфонии, вздохов и сладострастных стонов, заглушающих даже трели птиц.

Канарец, в свою очередь, добился заметных успехов во взаимопонимании с юной индианкой со вздернутыми грудями, вероятно, благодаря ее безмерной любви, а может, как многие считали, «раз уж она настолько примитивна, почти как животное, то и понять ее особого труда не составит».

Девушка, которую рыжий окрестил Альборадой [7] Alborada - рассвет (исп.) — за то, что ее желание заняться любовью становилось особенно непреодолимым именно перед рассветом, после бесконечных часов поцелуев и ласк смогла-таки объяснить канарцу, что за пределами этого острова простираются обширные земли Канибай-Магон, откуда время от времени совершают набеги свирепые воины, чтобы захватить пленников и съесть их после совершения жестоких и мрачных церемоний.

— Ты уверен, что она сказала именно это? — спросил королевский толмач, когда Сьенфуэгос сообщил ему то, что узнал. — Что эти дикари — людоеды?

— Совершенно уверен, — убежденно ответил канарец. — На третий раз в качестве подтверждения она укусила меня в ногу. Смотрите, вот след!

И правда, на его ляжке виднелась отметина, по поводу которой Луис лишь заметил, что, может, девица просто промахнулась и не добралась до истинной цели.

— Говорю же, это точно! — возмутился пастух. — Они нас сожрут! Каннибалы или карибы, так она их называет, по всей видимости, это самые ужасные и уродливые люди в мире. Даже боцман покажется рядом с ними красавчиком.

— Вот в это я ни за что не поверю. А что насчет золота?

— Говорит, оно у них.

— И много?

— Видимо, да. Она уверяет, что у них золотое оружие, украшения и даже щиты, что у них есть острые ножи, которыми они вскрывают жертвам грудь и вытаскивают сердце, чтобы сожрать его, пока оно еще бьется.

— Мать честная! — в ужасе воскликнул Луис. — Ну и ну! Адмиралу такие новости не понравятся.

И действительно, адмиралу новости не только не понравилась, он еще и отказался признавать их правдивость, поскольку ни в рассказах Марко Поло, ни какого-либо другого путешественника по Востоку никогда не упоминалось о кровожадных карибах или каннибалах, обитающих в Индии, Сипанго или Катае.

— Этот Сьенфуэгос просто тупица, — сухо заявил он. — Дураком родился, дураком и помрет. Он наверняка все понял наоборот.

Луис де Торрес подверг сомнению такой категоричный вывод, но поскольку определенным образом считал себя ответственным за невозможность понять индейцев, никоим образом не желал спорить с вице-королем этой части света. Вероятно, именно из-за невозможности вести переговоры на каком-либо цивилизованном языке дон Христофон Колумб, сам того не осознавая, никогда не рассматривал туземцев как человеческих существ, обладающих душой и мыслящих так же, как и европейцы.

На второй день после высадки он описывал их, как великолепных и послушных слуг, из чего в будущем можно извлечь большую пользу, а чуть позже, когда принял решение вновь отправиться в путь, приказал взять на борт семь голов мужского пола и семь женского, чтобы отвезти их в Испанию.

— Голов! — испуганно воскликнул канарец. — Он что, собирается отрезать им головы?

— Не будь идиотом! — подмигнул ему боцман. — Они нужны живыми, чтобы показать королю и королеве и чтобы научились говорить по-нашему.

— Но он сказал «голов»! — не унимался Сьенфуэгос. — На моем острове говорят «головы» только когда имеют в виду скот. Может, я не так уж умен, но когда речь идет о людях, обычно их называют мужчинами и женщинами.

— Слушай, Гуанче! — огрызнулся боцман, как обычно пребывающий не в духе. — Мне насрать, что там делают на твоем острове и как выражаются! Если адмирал считает их по головам, значит, я приведу ему головы, хотя бы и вместе с остальным телом. Ему лучше знать!