Иван Дроздов - Баронесса Настя

— Экипаж «тройки» явился! — доложил Пряхин хриплым, словно простуженным голосом. И здесь у него была «тройка».

Справа от него стоял штурман лейтенант Пухов, чуть позади — стрелок–радист сержант Измайлов.

— Развернуть карты! Нанести маршрут!

Сгрудились под светом «летучей мыши» чертили линии полёта; красными кружками обозначали поворотные пункты. Цель пометили крестиком. По железной дороге через этот мост густо идут вражеские эшелоны с людьми, боевой техникой, горючим. Немцы устремляются на Курск, а там и дальше — на Сталинград, Саратов и со стороны. Волги — на Москву.

— Взлёт на рассвете, к цели подойти в сумерках, — приказал комэск.

Смерил Владимира настороженным взглядом… Новичок. Справится ли?

Сказал:

— Объект очень важный, очень. Разобьете — ко второй Золотой Звезде представим. А пока и ордена, и документы — в штаб на хранение.

Сверили часы. Бодро повернулись, вышли из землянки.

Не сказал капитан, что мост охраняется. Не хотел пугать молодых лётчиков, но они обо всём знали. И о том, что два наших самолёта там уже погибли, — тоже.

Взлетали в темноте, — с таким расчётом, чтобы к цели добраться до света, когда вражеские истребители ещё не летают.

Гружёный бомбами самолёт долго не отрывался. Владимир прибавлял газ и смотрел на летящую под колёса взлетную полосу. Она была грунтовой, хорошо укатанной, но неровности били по колёсам точно молотки; самолёт дрожал, натужно стонал, и, казалось, не поднимется в воздух и вот так на огромной скорости врежется в кромку леса, которая тёмной полосой маячила перед глазами. Но нет… дробный стук приутих, крылья почувствовали упругость, напряглись. Владимир потянул штурвал на себя, и все звуки переменились: воздух засвистел в ушах, в кабину ворвался тяжелый стон машины. Ещё потянул штурвал и стон стал прерывистым, машина — умница взмыла над лесом.

Штурман Иван Пухов доложил:

— Проходим ИПМ.

— Хорошо, Ваня. Проходим.

Под правым крылом голубоватой змейкой блеснул изгиб речушки. Это и есть ИПМ — исходный пункт маршрута. Владимир развернул бомбардировщик и положил на курс, ведущий к цели. Над мостом они должны появиться через двадцать минут.

Локтем толкнул штурмана в бок:

— Задремал, Ваня?

— Нет, командир. Бодрствую.

— Не слышу команд.

— Так держать!

Разговор праздный, для порядку. Впрочем, в этом шуточном, дружеском диалоге содержался и намёк: дескать, не зевай, штурман, в точности исполняй все команды и боже упаси! — не вздремни над картой.

Штурман склонился над планшетом, пометил на карте время разворота.

Шли на северо–запад. Небо над горизонтом чуть засветило, но по земле стелилась непроницаемая темень. Штурман опасался, что рассвет не наступит и через двадцать минут, — и тогда бомбы придётся сбрасывать наугад.

Но нет, под крылом и сейчас угадывались силуэты построек, линии лесных полос, квадраты полей.

А земля то чуть высвечивалась, то тонула в предрассветной пелене. Темно–лиловые волны клубились, как на море. По курсу все чаще наплывали облака. Самолёт погружался в них, как в вату. В кабине воцарялся непроницаемый мрак и лишь циферблаты приборов слабо мигали перед глазами. Терялось ощущение высоты и скорости, самолёт словно бы повисал в непостижимо таинственном нескончаемом пространстве. «Облака хорошо, — думал Владимир, — скроют от зениток, но только бы дни рассеялись над целью и дали бы возможность поразить мост».

Мост прикрывался множеством зенитных пушек и спаренных пулеметов. И если не успеть подойти к нему и полутьме, в воздух поднимутся ещё и «мессершмитш». Володя слышал: вчера утром, а затем вечером на мост посылали опытных лётчиков, участников боев в Испании, но они не вернулись.

— Пролетаем село Монастырку, — доложил штурман. — Через пять минут цель.

— Проверьте сбрасыватель. Пулемёт.

— Всё готово, командир.

— Бортрадист, вы готовы?

— Да, командир.

— На боевой! — скомандовал штурман.

Владимир круто заложил машину на боевой курс.

Облака точно по заказу рассеялись, и молочные волны над землёй здесь не клубились. Впереди по курсу слюдяной полоской блестела река и к ней чёрной стрелкой летела железная дорога. Мост угадывался, но его не было видно.

Справа и слева от железной дороги показались огоньки, точно волчьи глаза — вспыхнут и погаснут. «Зенитки!» — застучало в висках. Тотчас и внизу, и справа, и над головой развесились ватные клубочки. Снаряды рвались близко, самолёт вздрагивал, стрелка компаса металась то влево, то вправо. Но некогда было о них думать. Владимир устремился в пике. Направляя самолёт на мост, с ужасом видел, что бомба уйдет вперёд.

Самолёт дрогнул, — бомба полетела. И Владимир взял на себя ручку… Плавно, остерегаясь рывка, — не обломать бы крылья на выходе из пике.

И снова на боевой разворот, теперь уже лихо, с азартом, не видя шквала зенитных снарядов и линий трассирующих: пуль.

Со страшным рёвом, на предельной скорости устремлял машину на боевой курс для нового захода на цель и помнил: нужна высота, и набирать её надо в возможном и разумном режиме, не надсадить двигатели, не сорваться в штопор…

Вот уж и высота. И цель впереди. Надо пикировать. Взять упреждение. Войти пораньше, и не так круто… Вот вошёл. Глядя на мост, увеличивает угол пикирования. Едва слышит штурмана — почти шёпот, горячий, просительный:

— Так держать! Так держать!

И снова качнулась машина, словно её ударили снизу чем–то плоским. Бомба пошла. Но что это? Там, где словно чёрные палки торчали стволы пушек и изрыгали снопы огня, вспыхнул пожар, и к небу тянется чёрный зловещий дым.

Понял: первая бомба попала в центр зенитных позиций. Горят боеприпасы. Взрыв, второй!.. Хорошо! Ах, хорошо, сучьи дети!

Но снаряды снизу летят. Не все батареи объяты пламенем. Жалко — не все!

И вторая бомба на реке рядом с мостом подняла фонтан воды. Совсем рядом, но — мимо.

— Ладно, Иван, — сказал командир. — У нас есть ещё бомба. Последняя.

— Есть, командир.

— Нам нельзя промахнуться.

И пошёл не в высоту, а на снижение.

— Я буду бомбить сам. С бреющего.

— Хорошо, командир. Не забудь снять чеку предохранителя.

Правой рукой коснулся ручки сбрасывателя, отклонил в сторону чеку. Ему показалось, что рука дрожит. Обе руки положил на штурвал. Глубоко вздохнул. И проговорил про себя: «Успокойся. Уйми нервы. Ты же взрослый».

Он летел на бреющем. Крылом «подстригал» землю, стелил чёрную громоподобную машину над головами зенитчиков. И они молчали.

Не вспомнилось в эту минуту, что пушки зенитчиков имеют минимальный угол стрельбы и не могут обстреливать самолёт на такой высоте.

Зашёл на боевой курс. И снизился ещё больше. Краем глаза видел мост: потянул сбрасыватель и чёрной молнией пронёсся над целью. И почувствовал, как сзади что–то толкнуло. Едва удержал самолёт.