Иван Дроздов - Голгофа

— Успокойтесь, — сказал мудрый молчаливый Николай Васильевич. — Вы же свои люди. Как–нибудь поладите.

— Свои! — вскинулся Шахт. — Что значит «свои», если между нами пробегают деньги. Пусть я буду брат, сват или даже родной отец, но если деньги… О–о–о!.. Вы не знаете наших. Там, где деньги, они теряют разум. Он тогда смотрит на тебя и не видит. Он тогда никого не видит. Я уже знаю, какую закавыку нашел в моих банковских документах этот гермафродит. Деньги там не мои значатся, а я определен как распорядитель. О–о–о! Какой я болван! Сапфир мне говорил, что деньги мои, а сам оформил на меня доверенность. Распоряжайся, пока он этого хочет. Строй курорт, пляжный комплекс, а там видно будет, что из этого получится. Отстегнул шестнадцать миллионов. Что значит для Сапфира шестнадцать миллионов, если Шахт ему сделал двенадцать миллиардов? Вы знаете, что такое двенадцать миллиардов? Вы не знаете, что такое двенадцать миллиардов. Я знаю, но не очень хорошо. Вы посмотрите на небо — сколько там звезд? Много. А если уж двенадцать миллиардов, так это еще больше. И кто ему сделал столько миллиардов? Шахт сделал. Я показал ему теплоход, вначале один, потом другой, потом и весь торговый флот. Нашел банк в Москве — тот дал деньги, Сапфир купил флот, а потом его продал и взял в двадцать четыре раза больше… Всем пошла прибыль, а Шахту шиш. Сапфир купил в Австралии два острова: Кергелен‑1 — там рыбзавод, и Кергелен‑2 — тут построили дом — вон он, на скале, и делаем пляжный комплекс и четыре гостиницы. На все мне дали шестнадцать миллионов, и Сапфир сказал: «Гиви, ты мне помог сделать немного денег, я на тебя кладу шестнадцать миллионов. И положил, но только вместо денег — бумагу, генеральную доверенность. А? Я знал, что Сапфир на меня положит такую свинью? Ну, Сеня, Сеня… Как же ты будешь лежать в своем дубовом отлаченном гробу? Что тебе скажет наш Бог Яхве?.. Он позволяет дурить гоя, но зачем же своего? Наша книга «Шулхан арух» разве такое позволит? Ай, Сеня, Сеня!.. Твой Гиви такой несчастный!

Шахт уткнулся лицом в диван и зарыдал. Качалин положил ему на плечо руку, сказал:

— Гиви, не надо плакать, ты же мужчина. Ты нам дал деньги на дорогу, мы это помним и долг тебе вернем. Ты лучше подумай, где будешь жить. В России тебе будет трудно, там теперь все больше людей с красными флагами, они советуют вам жить на своей исторической родине, а там кибуци и ты будешь заведовать свинофермой. Миллиардов у тебя не будет, и даже миллионов там не дадут, но, говорят, в кибуцах неплохо кормят и дают жилье. Ты будешь сыт, одет–обут — чего же еще тебе нужно? А деньги?.. Ты же видишь, сколько с ними хлопот. Бог с ними, с деньгами. Сеня имел много денег, но разве он взял хотя бы сотню долларов с собой в лучший мир?.. И юрист, которого ты сам же называешь мешком с костями, — разве на пользу идут ему деньги? Да он, мне кажется, отдал бы все свои счета, лишь бы приобрести форму, которую имею, к примеру, я. А? Правду я говорю или неправду?

— Нет, Сергей, неправду ты говоришь, — возразил Гиви, утирая рукавом слезы. — Этому Тете — Дяде, конечно, нужна твоя форма, но деньги он за нее не отдаст. И если ты скажешь: возьми мою форму, а дай мне десять долларов — он и на этот гешефт не согласится. Деньги! — вот что нам нужно. И вам, русским, этого не понять. Вам еще тысячу лет надо развиваться, чтобы понять, что такое деньги.

Он взялся за голову, теребил волосы. Причитал:

— Я не хозяин денег, я никто! О–о–о!.. Шам хастыри. Я никогда не буду счастлив в этот наш великий праздник — Шам хастыри! Надул меня Сапфир, чтоб ему в гробу ни разу не увидеть и рубля. Шам хастыри. Этот праздник не для тебя, Гиви. Тебя надули как последнего Ивана. Теперь я приеду в Питер и друзья скажут: ну, как твои острова? Скоро ты пригласишь нас туда на отдых?.. Ой–ей, ой–ей! Много раз ты кувыркался, бедный Гиви, но чтобы так, чтобы так…

В небе над зеленым от безветрия океаном появилась маленькая точка. Она быстро увеличивалась в размерах и потом застрекотала, как птица. Гиви ободрился, вышел на носовую палубу и встал рядом с Сапфиром. Теперь он ясно различал небольшой пузатый вертолет, летящий прямо на яхту. Над яхтой винтокрылая машина зависла и накренилась так, что за стеклянной перегородкой кабины были отчетливо видны лица летчика и трех пассажиров. Гиви радостно махал им, приглашая приземлиться. Он был уверен, что в вертолете сидит Бутенко и с ним чиновник из банка, где на счету Шахта лежали шестнадцать миллионов долларов. «Четыре миллиона я вложу в строительство курортного комплекса и скажу: хватит, вы больше ничего не получите. А двенадцать миллионов переведу в два швейцарских банка — и так, чтобы юрист, эта сволочь, ничего не знал». Мысли эти быстро пронеслись в голове, а вертолет, сделав два круга над яхтой и покачав корпусом, устремился к белому дому с колоннами. «Это ко мне, это они ко мне», — подумал Шахт и крикнул капитану:

— Дайте мне двух матросов! Дайте скорее!

Капитан отрядил ему двух матросов — дюжих здоровенных негров, и Шахт пошел с ними на берег. Зачем он потребовал матросов, никто не знает, но, видно, опасался каких–нибудь непредвиденных обстоятельств, взял охрану.

По узенькой тропинке, выложенной мелким камнем, Шахт с матросами поднялся к дому, подошел к вертолету, опустившемуся на площадке перед парадным подъездом, но в машине никого не было и, к удивлению Шахта, встретить его из дома никто не вышел.

В большом каминном зале увидел четырех незнакомых мужчин. Двое сидели в креслах, двое на диване и смотрели на него так, будто он вывалился из трубы камина и был весь в саже.

— Я хозяин этого дома. Здравствуйте! Представьтесь, пожалуйста, кто вы такие будете и чем я могу вам служить?

Мужики не шелохнулись и в ответ не проронили ни слова. Потом один из них, тучный, красномордый, заговорил на древнееврейском языке. Но Шахт замотал головой:

— Я знаю, это язык мой родной, но я его не понимаю.

Красномордый осекся и смотрел на Шахта зло, с презрением. Потом сказал на дурном украинском языке:

— Какой же ты еврей, если не знаешь своего языка? Тебя зовут Гиви. У нас, евреев, таких имен нет. Признавайся: ты грузин?

— Нет–нет, я еврей, меня только назвали Гиви. Не знаю почему, но так назвали.

Шахт говорил сбивчиво, голос его дрожал. Он сильно перепугался и горько пожалел, что явился сам к ним на встречу.

Красномордый кивнул матросам и сказал по–английски:

— Эй вы, ребята, идите на корабль. Мы вас не видели, вы нас — тоже.

Шахт рванулся к двери, но два молодчика преградили ему дорогу.

— Садитесь, Гиви, у нас есть к вам интересная беседа.

Красномордый вынул из кармана листы каких–то документов, поднес их Шахту:

— Подпишите.

— Что я должен подписывать? Зачем?