Иван Дроздов - Подземный меридиан

И только потом, много месяцев спустя, между ними установились те доверительные, чистосердечные отношения, которые и составляют святое понятие дружбы.

— Станция Бариново, — объявил машинист.

Шахтеры выскакивали из вагончиков. Пивень и Самарин, придерживая на животе сумки, влились в поток горняков. Устремились через небольшой штрек в лаву Дениса Баринова. В конце штрека засияла брешь, в которую один за другим ныряли горняки.

Заступала вторая смена из бригады Баринова — смен–то четыре, а бригадир один. Двадцать пять горняков, все отдохнувшие, с ресницами и бровями, не запорошенными ещё угольной пылью, с лицами, хранившими румянец солнечного тепла.

Завидев Пивня и Самарина, Денис кричит:

— Эй, профессора, сюда идите!

«Профессора» — так зовут их шахтеры — подходят к бригадиру. «Резиденция» у него удобная — пробитый в угольном пласте уступ и площадка, на которой укреплен щит с приборами самаринского диспетчера.

— Жаль, Бориса Фомича нет, — сказал Самарин.

Пивень взял Андрея за рукав куртки, потянул в сторону.

— Ты о Каирове тут молчок, — сказал он шепотом. — Денис этого имени слышать не может.

— Почему? — удивился Андрей.

— А потому. Полагает, что брат его Святослав по вине Каирова погиб.

— Не понимаю, — удивился Андрей.

— Чего ж тут не понимать! — горячился Пивень. — Святослав на оголенный провод наступил.

А прибора твоего не было — снял его Каиров.

— Вот как?! — проговорил Андрей. — А мне сам Каиров рассказал, что будто бы Святослав за провода электропоезда нечаянно рукой взялся. А прибор мы на следующий день в шахту отправили.

— То–то, что отправили. Чует вину, рыжий черт, вот и врал тебе. Ну да теперь Каиров далеко, его не достанешь. Тебе–то он хоть сказал, зачем его в Москву вызвали?.. Нет, ну так я тебе могу сообщить: добился–таки он перевода в Москву, директором института его назначают. Академик Терпиморев ушел на пенсию — он под занавес где–то твоего Каирова сильно обругал. Ну да помешать назначению академик уж не смог: как только ушел с поста, дружки Каирова быстро ему должность в Москве схлопотали.

Новости свалились на Андрея, как обвал.

— Я сегодня о Каирове узнал, — пояснил Пивень. — С товарищем по телефону говорил — он и рассказал.

— Вы о чем тут? — вышел из глубины ниши Денис. Не дожидаясь ответа, объявил: — Попробуем сегодня твой диспетчер. Только подключать буду сам, боюсь, как бы зубки не полетели.

Денис показал на зубки струга, режущие со свистом и с натугой угольный пласт. Здесь у ниши зубки делали оборот на барабане, захватывали новый слой угля, дробили и скалывали его на наклонную дорожку. Блестяще–глянцевой чешуей уголь сыпался вниз, к бункеру.

— Ох и кляну же я тебя, Андрей!

— За что?

— Пристегнул ты меня к одному месту… — Он направил луч лампы на щит: — Сиди теперь возле него, черта, словно швейцар, а чтоб по лаве помотаться — не моги.

С тех пор как опытный и пока единственный образец СД‑1 установили на шахте «Зеленодольская» и подключили к бариновскому стругу, бригадира действительно словно пристегнули к щиту управления. В соответствии с показаниями стрелок он будет задавать режим работы стругу. В откаточный штрек уж не заглянет, и управлением кровли заниматься ему недосуг — там теперь его доверенные лица.

— Проклятая электроника! Весь мой трудовой процесс изменила.

Пивень смеется, протирает очки. Самарину приятно слушать такие речи.

— Вот погоди немного, Денис, мы тебя выведем на поверхность. Будешь ты на работу ходить в модном костюме и галстуке.

— Понимаю, Андрей, — к тому идет дело, а все–таки трудно поверить в безлюдную выемку. Лава без людей — это, брат, не шутка. Отец мой, когда я ему говорить такое стану, долго молчит и думает. А однажды сказал мне: «Хотел бы я, чтобы Николай, мой старший брат, взглянул на такую лаву». Старший брат в двадцатых годах привел отца на шахту, а затем погиб вскоре. В шахте шел по рельсам, задумался, а сверху вагон от конки оторвался. Ну и…

В эту минуту все подумали о Святославе — опустили головы. И Денис осекся на полуслове — повернулся к щиту, коснулся пальцами одного прибора, другого — словно бы пробовал их крепление.

— Как отец? — спросил Самарин, зная, что у старика было плохо с сердцем.

— Бродит, — сказал Денис.

И снова все замолчали. Пивень протирал очки — он всегда в шахте, когда о чем–нибудь задумывался или в чем–нибудь затруднялся, снимал очки и старательно тер их кончиком платка. А Самарин, обняв за плечи Дениса, душевно и просто сказал:

— Да, ужасно все это. — И, уходя от неприятной темы, показал руками на площадку возле щита, заметил: — Прекрасно ты площадку оборудовал, здесь и отдохнуть можно, и покушать.

— Сколько вы сейчас угля даете? — спросил Пивень, достав из кармана записную книжку.

— Тысячу тонн за сутки.

— А раньше сколько давали — до струга?

— Ты, Денис, ему точно называй цифры, — сказал Самарин. — Он доклад готовит, в Москве с ним выступит.

— Статью хочу написать в «Вестник горного дела», — поправил Пивень и, показывая на Андрея, добавил: — Хочу приоритет за ним застолбить, а то его до нитки оберут разные тут…

— Что значит — застолбить? — спросил Баринов.

Пивень с Андреем переглянулись: святая, мол, простота. Пивень пояснил:

— Значит, затвердить, заявить, оформить… Понимаешь?

— Как не понять.

Пивень сел на старый кругляк, выполнявший тут роль лавочки, задумался. Потом проговорил:

— Если бы в нашей науке да все с честными руками — как бы мы шагали! Каких бы чудес понатворили!

Баринов сдвинул на затылок светло–желтую каску, подаренную ему мозельскими шахтерами во время недавней туристской поездки во Францию, присел к Пивню.

— Вот так–то, — сказал Пивень. — А нам ведь надо вглубь подвигаться — туда, где, по рассказам старых горняков, живет Шубин. — Он указал на закрепленную старыми стойками, а местами и совсем незакрепленную часть лавы. — Будем изучать механизм обрушения старых выработок.

— Будьте осторожны, — предупредил Денис. — Я за вас в тюрьму не хочу садиться. — И, обращаясь к Самарину: — Если час–другой не будем включать электронику, я вниз сбегаю.

Привычными широкими шагами, похожими на прыжки с лестницы, заспешил он вниз, к откаточному штреку.

Самарин с Пивнем стали подвигаться в сторону.

Придерживаясь за стойки, они пробирались вглубь — в места старых выработок, где было тихо, темно и кровля постепенно осыпалась. Костя и Андрей изучали характер кровли, устанавливали приборы в глубине выбранного пространства. Им нужна была кровля незакрепленная, и они лезли все дальше — туда, где километровая толщина земной тверди повисла в пустоте и словно задумалась: сейчас ли опустить миллионы тонн или повременить немного. Тонкие пластинки слежавшегося за миллиарды лет сланца отслаивались и падали вниз. То здесь, то там отваливался ком породы, и тогда вниз стекали шуршащие серые ручейки. Кровля жила, она ни минуты не была спокойной.