Иван Дроздов - Похищение столицы

— Я готов! Выезжаю!..

Катина мама Валентина Павловна привыкла видеть свою дочь с друзьями из милицейских, но, глянув на вошедшего с ней Каратаева и приглашая его в квартиру, подумала: «Этого не помню и будто бы он не милицейский». Любящая мать в каждом новом молодом человеке, являвшемся с дочерью, видела потенциального зятя и чутким сердцем быстро заключала: «Нет, не этот». И чем старше становилась ее дочь, тем тревожнее были думы матери, боялась, как бы и совсем не засиделась в девках Катерина, не осталась бы вековать свою жизнь в одиночестве. Глянув же на этого, не очень складного, высокого, сутуловатого и чуть ли не деревенского с виду парня, решила: «Этого не полюбит». Очень уж привередлива ее дочь, копается, копается, а кого надо ей — и сама не знает. А когда недавно, увидев с ней Артура, сказала: «Ну, а этот… Чем тебе не пара?», раздраженно ответила: «Опять ты мне жениха ищешь! Сказала же тебе: не пойду без любви замуж! А любви нет. Не прилетел мой ангел». На это мать заметила: «Может, он и до тридцати лет не прилетит, а тогда уж и прилетит, так не выберет. С твоей–то такой работой к тридцати годам седина на висках проглянет. Кто ж тебя тогда седую замуж возьмет?.. Парни–то, они помоложе себя любят. Так уж повелось от века». — «Ну, и ладно. Буду одна жить. Ты же вот живешь без мужа». — «У меня ты есть». — «Ну, дитя–то я тебе принесу. Дело нехитрое». На этой шутливой ноте и закончился их последний разговор о судьбе Катерины. А теперь вот этот…

Сидели, обедали. Олег смущался, не мог найти тона для беседы, а Катя, обращаясь к матери, говорила:

— Всех моих прежних начальников ты забудь. Отставку им дала. Теперь вот мой начальник — Олег Гаврилович Каратаев. Полюби его, а то он уволит меня. Тогда придется мне другую работу искать.

— Уж ты как–нибудь сама люби своих начальников. А по мне так они все одинаковы.

— Ну, сказала же ты, мать, — одинаковы! Да разве Олег Гаврилович похож на Старрока или на Автандила? Те люди восточные, коварные, а Олег Гаврилович славянин. Он, может быть, из тех же вятских краев, как и ты, и твои родители, а мои предки.

— Да нет, я пензенский. Черноземный лапоть, пензяк соленые уши.

— А почему соленые уши?

— Заметил кто–то: уши у нас большие. Лизнул языком, а они соленые. Оттуда и пошло.

Катя посмотрела на уши Олега, они будто и в самом деле большие. И ей захотелось лизнуть их, но от такой дерзости воздержалась. А Олег сказал:

— Чевой–то вы смеетесь?

— Лизнуть ваши уши захотела, да мамка заругается. Скажет: «Дуришь, девка».

Они рассмеялись, но в этот момент раздался звонок «трубы» — так называют сотовый телефон. Послышался тревожный голос Старрока:

— Университетский летний городок — он, кажется, недалеко от вашей фабрики?

— Да, совсем рядом. А что такое?

— Мой человек сообщил: там триста наших девиц собрали, особенно красивых, стройных и молодых. На отправку в Судан готовят, — будто бы восемьсот миллионов долларов за них получили. Там азики, чечены и с ними Автандил. Я три автобуса с омоновцами приготовил, они под началом Тихого за нами пойдут, а мы с вами должны сейчас же выехать. Поедем в одной машине, на ходу план операции составим. Я сейчас к вам подъеду.

Олег все слышал и, потирая руки, сказал:

— Люблю жареные дела! Я с вами поеду.

— И думать нечего! Не возьму я вас.

— Но я же ваш начальник! Сама сказала, а тут… командовать. Да я скорее вас не отпущу. Не женское это дело мафию укрощать.

И к Валентине Павловне:

— Не пустим ее. А?..

Но Катя собралась, поцеловала маму и пошла. И уже в лифте Олег строго, начальническим тоном проговорил:

— Вы, товарищ майор, бросьте со мной, как с мальчиком, обращаться. Неужели вы решили, что одну вас на опасное дело отпущу?.. Нет уж, привыкайте; я хотя рядовой и необученный, буду вас защищать, и беречь, и от милиции скоро отставлю. Не женское это дело — с пистолетом на боку ходить.

Кате нравилась нарочитая строгость его тона; за этой напускной суровостью слышала и серьезную озабоченность ее судьбой, она улыбалась, но не хотелось ей думать, что разговор этот имеет только шуточный характер. Как всякой женщине, ей нравилось, чтобы о ней заботились.

Сели в Катину машину — служебный «Мерседес», который хотя и не принадлежал ей, но Автандил в минуту каких–то пламенных откровений обронил фразу, сопровождаемую царственным жестом: «Автомобиль ваш, я его вам дарю».

Скоро подъехал бронированный «Линкольн» Старрока, и Катя, оставив в своей машине Олега, пересела к генералу. И они поехали.

Сидела майор в заднем салоне и все время звонила. Петрунину сказала:

— У вас автомобиль есть?

— Старенький «жигуленок», но бегает резво, как горный козел.

— Захватите с собой длинную веревку и поезжайте на мою фабрику, найдите там Антонину Сергеевну, главного бухгалтера, и ждите моих распоряжений.

— Веревку–то зачем? Я вешаться не собираюсь, а если ты решила свести счеты с жизнью, то не дам. Кто мне тогда жалование хорошее платить будет?

— Веревка нужна. Берите и не рассуждайте!

Старрок тоже спросил:

— Кого вешать собираетесь? Не меня ли?

— До вас еще дело не дошло, но если будете задавать много вопросов, повесим и вас.

— Хе! — качнул головой генерал. — С тобой не соскучишься. Люблю веселых людей, только юмора такого черного я даже в Одессе не слыхал.

Катя звонила главному бухгалтеру:

— Антонина Сергеевна! Соберите дружинников, и пусть они ждут моего распоряжения. Через сорок минут в летний лагерь приеду, мы его покупать будем.

— Весь лагерь?

— Весь, весь. Что вы так испугались?

— Там же целый город! Где деньги такие возьмем?

— Кореец нашел деньги, а мы с вами не найдем? Какие же мы фабриканты!

— Да зачем он нам — лагерь–то весь. Для его обслуги человек сто надо.

— А мы двести найдем, и даже триста. Ну, да ладно: рассуждать вы стали много. Выполняйте мою команду!

Старрок и на это сказал:

— И правду вам говорит бухгалтер, умный она человек. Мне бы такого. А скажите, зачем вам такой большой лагерь? И неужели ваш этот хрякин так много денег вам даст?

— А хакер может и на лагерь дать деньги, но только в том случае, если мы ему скажем: для милиции он нужен, дети милиционеров там будут отдыхать — и зимой, и летом.

Потом они ехали молча. Старрок думал о том, а что он сам–то от этой затеи может поиметь? Дети милиционеров, конечно, очень важно, его же за то и подчиненные хвалить будут, и в министерстве узнают — тоже похвалят. А еще и места для своих детей просить будут. Но и все–таки: что же ему лично от такой затеи отвалится?

Сказал Катерине:

— Странный он, этот ваш хрюша! Ему бы на Канарах загорать, да девочек молоденьких…

— Девочек он и тут найдет. Вон их сколько полковник Автандил со своей шайкой набрал. Да только понять вы не можете: есть люди на свете, которые одну заботу знают: о Родине своей пекутся. Были же на Руси Мамонтов, Морозов, Третьяков, сотни и тысячи других патриотов. Один грандиозный театр в центре Москвы строил, чтобы в мире такого не было, другой картинную галерею, а профессор Цветаев, к примеру, все денежки свои на строительство музея истратил. И дочерям на жизнь не оставил. Вот какие сердца благородные были! Ни в каком другом народе, и особенно в вашем, таких людей не замечено.