Иван Дроздов - Славянский котел

Адмирал тряхнул племянницу за плечи:

— А теперь спать будем. Слышишь — спать! И больше ты мне нюни не распускай, хандру подколодную не разводи. Слышишь, девка? Смотри у меня, я ведь не погляжу, что ты миллиардерша. Выйдешь из воли моей, так и живо схлопочешь. Рука у меня скорая.

И он поднял над головой кулак.

— Так её, дядюшка, так её! Я ещё от бабушки слышала: девкам волю не давай, они как от рук отобьются, так и не знают, что с собой делать. Особенно такие вот, как я, глупые и своенравные.

И Драгана засмеялась. И сама себе не поверила, что жизнь вдруг повернулась к ней необъятным, как океан, счастьем, и ей вдруг сделалось легко и весело.

За последние три месяца Павлу и Борису удалось многое сделать. Оба они по двенадцать часов в день работали в лаборатории, нащупали много тайн «Розового облака». Раскрыли и главный секрет, к которому подбирался Арсений Петрович, но так его и не разгадал: «Облако» возникает в результате центробежного движения воздуха, которое, зародившись в маленькой точке от лазерной вспышки, увеличивается в размере и создаёт вакуумный котёл — наподобие того, что встречается на пути самолёта и называется «воздушной ямой». Задача состоит лишь в том, чтобы расширить этот котёл до такого диаметра, когда бы в него, точно в чёрную дыру, проваливался любой летящий предмет: самолёт, ракета, снаряд и так далее. Вот над этой проблемой расширения диаметра и трудились все эти дни Павел с Борисом.

Борис ставил очередной опыт с поведением углерода под воздействием лазерного луча, когда к нему в лабораторию вошла Драгана. Под глазами следы недавних страданий, на лице непривычная бледность; Борис делал вид, что не замечает в её лице никаких перемен, — относил их к естественным циклам девического состояния.

Подошла к нему, сказала на ухо:

— Я могу вас поцеловать?

— Конечно, но боюсь, как бы я не умер от счастья.

Драгана поцеловала его в щёку. Борис поднял на неё глаза — она в одно мгновение заметно покраснела. Он сказал:

— А мне позволите?

— Не…сомненно.

Услышав: не… Борис испугался, но когда она произнесла всё слово: несомненно, обрадовался и нежно чуть коснулся щеки губами.

— Меня ещё ни один парень не целовал.

— Могу ли я сметь?.. — растерянно прошептал Борис. Но быстро привлёк её и крепко поцеловал в губы. Оба они покраснели до степени спелого помидора.

Драгана села возле него.

— Вы меня презираете?

— Да за что же? Что вы?.. А только сам–то я, конечно же, никогда бы не посмел.

— А я вот посмела. Девчонки и вообще–то смелее ребят, мы хуже вас, развязнее.

Она смотрела на кружево стеклянных трубок, где кипел и шипел воздух, творились какие–то химические процессы. Драгана заговорила снова:

— Я много встречала интересных ребят, и многие мне нравились, но вы — эталон нашей, славянской мужской красоты. Так я и хотела первый свой поцелуй подарить лучшему из парней, которых я когда–либо встречала.

— Спасибо за такие лестные слова, да только я думаю, что вы смеётесь надо мной. Я не вашего круга человек, такие–то зачем вам нужны?

— Что, что–о–о? Какой–то ещё круг придумали! Это в наше–то время, да ещё в Америке, где один только круг и существует: деньги!..

— Вот–вот, я и говорю: ваш круг. Да на такую красоту, как ваша, да на такое могущество и величие… да только за то, чтобы мельком взглянуть на вас, большие деньги надо заплатить.

— Да, надо! Да только не вам. Вы смотрите на меня сколько угодно, и я буду смотреть на вас, а то вот возьму да и ещё раз поцелую.

Обхватила Бориса и прислонилась щекой к его плечу.

— Люблю я вас, — залепетал Простаков, — давно люблю, как только увидел, так и полюбил. И это заметил мой врач Ной Исаакович. И сказал мне:

— Эй, парень! Знайте вы: девица она непростая, а пожалуй, другой такой и в свете нет. И у деда, и у отца она единственная наследница, а там миллиарды. Слышите: миллиарды! А вы знаете, что такое миллиард? Нет, вы не знаете, что это такое — миллиард. И не можете знать. И я не знаю, потому что сила эта неземная, запредельная, но лишь в том случае, если она законная, а не как у ваших олигархов — краденая. Миллиард — это когда три цунами вместе, пять водородных бомб и в придачу к ним три таких эскадры, какой командовал адмирал Ян. Это как если бы в центре Нью — Йорка рванул из–под земли Везувий и разметал все дома. И банки тоже. И конторы, и всё, что там копошилось живого. Вот что такое миллиард!..

Драгана кивала головой, смеялась. А когда Борис закончил пересказывать то, что ему наговорил доктор Ной, заметила:

— Ной вам скажет. Вы его только слушайте. Я давно ищу средство отлучить его от вас, да держит его Иван Иванович. А этот человек имеет силу тайную — такую, что и отец мой, и даже дедушка со своими друзьями из Совета Богов совладать с ним не могут. Я так думаю, что он приставлен к вам от мирового правительства. Оно где–то там, в Палестине, возле Гроба Господня гнездо себе вьёт. Ну, да мы ещё посмотрим, кто кому шею свернёт. Скоро я сама за них возьмусь. И им обоим — Ною и Иванычу — вот этой по башке…

Она потрогала сумочку, где у неё лежал их заветный приборчик. Сказала:

— Вы за Додди наблюдаете? Я его назначила к вам на усадьбу садовником.

— Да, мы с ним приятели. Вот уже сколько месяцев прошло, а он из заданного ему состояния не выходит. И даже наоборот: становится всё мягче, добрее. Часть своей зарплаты отдаёт беспризорным негритятам; есть на острове такие.

— Да, есть. Немного, но есть. Я их хочу на материк в дом призрения отправить.

— За Додди я наблюдаю. Думаю, он не скоро выйдет из своего благостного умиротворённого состояния, а, похоже, и совсем не выйдет. Вот тогда можно будет сказать: мы вторглись в святая святых человеческой природы и научились исправлять её несовершенства. Вот только неизвестно, как отнесётся Всевышний к нашей такой дерзости.

— Думаю, Бог благословляет ваши старания. Иначе он бы не позволил вам довершить их.

Драгана поднялась, ласково кивнула Борису и скорым шагом направилась к двери. И вышла, но потом снова зашла. Сияя от счастья, сказала:

— Когда придёте ко мне, я спою для вас романс Есенина «Над окошком месяц, под окошком ветер, облетевший тополь серебрист и светел…»

Борис пытался вспомнить, на чём он прервал свой опыт. Воздух в пробирках недовольно шипел и клубился.

Вечером Простакова позвали на ужин к адмиралу. Дядюшка Ян, как только он вошёл, захватил его за плечи и повёл к камину, где на креслах, друг против друга, сидели два незнакомых человека: один мужчина лет пятидесяти, тщательно выбрит, ухожен, в костюме от самого дорогого портного и в туфлях, сиявших лаковым глянцем. Держался он просто, однако же и с едва заметным высокомерием, явно подчёркивая какое–то особенное своё положение, дававшее ему право держаться от людей на почтительном расстоянии. Другой был стар, одет небрежно и на Бориса смотрел с явным, почти детским интересом. Он, едва завидев адмирала и Бориса, подался к ним вперёд и протянул руки к Борису.