Сара Фокс - Бриллиант

— Миссис Уиллоуби, простите мне мою рассеянность, но мои замерзшие руки напомнили мне о том, что я забыл свой подарок — мои перчатки. Нельзя ли возвратиться и забрать их, пока мы ушли недалеко?

Мама снисходительно улыбнулась. Она выглядела более доброжелательной и расположенной, поскольку наш гость уходил.

— О, нет проблем, мистер Эллисон. Мне тоже не помешал бы дополнительный платок. На улице значительно холоднее, чем я думала. Подождите вместе с Алисой, а я заодно принесу и ваши перчатки.

Как только она исчезла из поля зрения, Чарльз наклонил голову и спросил:

— Ты думаешь, что я сделал это нарочно?

— Но зачем? — спросила я.

— У меня были свои причины. И одна из них — я хотел остаться ненадолго с тобой наедине. И если бы у меня была ветка той омелы, которая столь соблазнительно висела на крыльце вашего дома, я мог бы надеяться, что все мои рождественские мечты осуществятся.

Когда он наклонился, намереваясь поцеловать меня, я, смеясь над этой дерзостью, быстро спрятала щеку.

— Посреди улицы, мистер Эллисон… — прошептала я в притворном негодовании. — Я думаю, это невозможно!

Несколько хлопьев снега упали на наши шляпы и лица.

— Взгляни… — сказал он, внезапно став серьезным, нежно отряхивая своими теплыми пальцами мою щеку и не сводя с меня глаз. — Тебя благословили крошечными бриллиантами.

Стоя лицом к лицу на пустынной улице, мы были похожи на две статуи, застывшие в тишине, и наблюдали, как тают ледяные кристаллы, превращаясь из бриллиантов в слезы.

Мама возвратилась слишком быстро, протянула Чарльзу его перчатки, и я заметила, что он сразу же убрал их в карман:

— Разве вы не собираетесь надеть их после того, как заставили мою маму так беспокоиться? — спросила я, смеясь.

— Неудобно так быстро испортить их прекрасную кожу. Они будут в большей сохранности в моем пальто и… — Он взглянул на маму. — Я буду всегда беречь этот подарок, на память о сегодняшнем дне.

Мы шли в тишине и меньше чем за десять минут добрались до конца улицы Пискод, до пустой рыночной площади прямо перед главным входом в замок. Там мы вежливо попрощались, мы с мамой отправились обратно, вниз по длинной наклонной улице мимо пустых закрытых магазинов; и единственным звуком в этой неподвижной снежной ночи был медленный шаг наших уставших ног по покрытым снегом булыжникам. Я прислушивалась, опасаясь услышать вой Херне, надеясь, что Чарльз будет в безопасности за этими каменными стенами, и опасаясь, что мама станет меня упрекать за флирт и развязность. Но она даже не заикнулась о Чарльзе Эллисоне.

После такой обильной трапезы мы разошлись весьма рано, устав от безделья. Теперь, сидя под одеялами с подарком в руках, поглаживая длинные шелковистые кисточки сумки, я внезапно заметила мягкие потрепанные края какого-то бледно-зеленого конверта и аккуратно извлекла твердый хрустящий пакет, поспешно развязав ленту, скреплявшую его. Я развернула измятую бумагу и увидела тонкий блестящий лист. Там на этом увядшем дагерротипе на широком искусственном романтическом фоне, на котором были изображены горы, деревья и старинные колонны, хаотично увитые розами, стояла маленькая важная девочка в старомодном кринолине, уставившись прямо в глаза зрителям. Сразу за ней, почти сбоку, в бледном официальном платье с оборками, украшенными крошечными шелковыми бутонами роз, и кружевами на запястьях, находилась мама — очень молодая и стройная.

Объект ее пристального взгляда можно было разобрать только с большим трудом. Высокий человек в военной форме, едва различимый из-за плохого качества изображения, казался почти нераспознаваемым. Его лицо представляло собой пятно, как будто оно было стерто или сцарапано, черты полностью исчезли. Но я знала, что это мой папа, и поцеловала место, где должно было быть его лицо. Я встала, чтобы поместить это ценное изображение около своего туалетного столика, где, как я была уверена, рассматривая собственное отражение, смогу видеть и его и помнить о нем каждый день.

Этот вечер был обречен. Он завершился встречей с привидением и странным звоном колокола. Я выбралась из двухколесного экипажа, дрожа от холода, приподнимая свои юбки над булыжниками и стараясь держаться подальше от маленьких оборванцев, круживших вокруг нас и наступавших ногами в кучи свежих лошадиных экскрементов. Небо надо мной было чистым и темным, полным миллионов крошечных звезд. Передо мной приветливо горели яркие факелы, а сбоку каменные ступени вели по направлению к залу Гильдии. Его величественные верхние комнаты подпирались колоннами и арками, создававшими навес над огороженной бордюрами открытой каменной площадью внизу, на которой стояли классические статуи принца датского Георга и королевы Мари, его жены. На главной улице у всех входов стояли стражники. Разглядывая свиток в каменной руке принца, я предполагала, что там содержатся особые волшебные указания, как исполнить все наши мечты, поймав удачу… Меня переполняло волнение. Был канун Нового года, мой первый бал — и на нем я могла встретить Чарльза Эллисона.

Всего несколько дней назад мы приняли посетителя, мистера Льюиса, члена городского совета, который несколько лет назад консультировался с мамой относительно смерти своей жены. Но в настоящее время его заботы уже находились весьма далеко от прошлого и были нацелены на приобретение новых привязанностей, хотя все его попытки оказались тщетными. Мне нравился этот стареющий щеголеватый джентльмен с блестящими глазами, низким глубоким голосом и смехом, который доносился из-под его густых с проседью усов.

Когда он бывал у нас, я всегда знала об этом, поскольку после его ухода сильный сигаретный запах оставался в доме в течение долгих часов, но сегодня, помимо этого характерного, но не отталкивающего аромата, он также принес две блестящие белые карточки, украшенные золотой надписью, — приглашение для каждой из нас посетить бал в качестве гостей. Извиняясь за краткое уведомление, он объяснил, что событие уже почти отменили из уважения к длительному трауру королевы, но поскольку ее нет в Виндзоре, бал все-таки состоится.

Когда мы сели пить чай, мама выразила свое нежелание, опасаясь социального остракизма, связанного с прочно укоренившимся осуждением ее деятельности. Но вскоре он разубедил ее, с хриплым хихиканьем сообщив, что ходят слухи, будто сама королева советовалась с ней, сильно повысив ее репутацию.

«Разве можно по-прежнему смотреть на очаровательную госпожу Уиллоуби свысока, если спиритуализм удостоился внимания и доверия королевы?» — пошутил он. Но, конечно, он был необъективен.