Владимир Топилин - Дочь седых белогорий

Взвыл зверюга от боли, сгорбился, выплюнул шапку, замахал лапами, стараясь поймать и разорвать человека. Но Загбой уже был далёк от ловких тисков. Как тень метнувшегося тайменя, бросился между ног разьярённого исполина. Из широкой раны вывалились внутренности зверя. Медведь поймал кишки, рванул когтями, почувствовал ещё большую боль. Смертельно раненный, не осознавая происходящего, стал выворачивать и разбрасывать свою плоть по сторонам. Дикий рёв заполонил своды ледяной пещеры, со стен и потолка посыпались мелкие кусочки кристаллов.

Распластавшись на ледяном панцире, «слился и умер» Дмитрий. Ужас происходящего сковал его. В судороге скрючились руки и ноги. От страха он не мог отвернуть своё лицо от разорванных внутренностей, падавших на него из лап медведя. Он ждал, что вот-вот – и разъярённое страшилище будет рвать его тело.

Загбой сжался за спиной медведя. Он тоже не желал, чтобы зверь обратил на него своё внимание. Свою роль в поединке охотник выполнил, теперь оставалось только ждать. Но ждать так, чтобы зверь в предсмертном танце не бросился на него и не порвал на части.

А развязка была близка. Медведь вырвал из себя почти всё, разодрал лёгкие, печень. Окровавленные куски внутренних органов разлетались по сторонам. Неимоверная боль собственного уничтожения неповторимыми спазмами сковала лохматое тело исполина. Глухой рокот лился из горла. Зверь захлёбывался в собственной крови, харкал, плевал, задыхался и слабел на глазах. Вот он присел, закачался, повалился на бок, но, всё же совладав с собственными силами, вскочил и вновь запустил лапы в собственную утробу. Ему казалось, что источник поражения, его враг, находится там, откуда идёт боль.

Он желал мести, хотел задавить этого невидимого врага и еще больше ухудшал свое положение. Наконец-то он повалился набок, нервно замахал лапами перед собой, ещё раз попытался приподняться, но не смог. Тяжёлое, хриплое дыхание становилось всё реже и тише. Последние вздохи, прощальный стон… По хребту прокатились нервные судороги. Шкура зверя вздрогнула, как в лихорадке, туша выгорбилась и обмякла.

Загбой ещё какое-то время, затаившись, медлил. Потом встал, осторожно подошёл к медведю сбоку, толкнул его ногой. Лохматая гора едва вздрогнула, качнулась и на проверку охотника ответила молчанием. Зверь был мёртв.

Загбой подскочил к русскому, прикоснулся рукой к его плечу, в волнении спросил:

– Как ты, бое, шивой?

Какое-то время тот тупо смотрел на него, не в состоянии вымолвить хоть какое-то слово. Он был в шоке от произошедшего и, может быть, чувствовал себя уже мёртвым. Но потом глаза его заблестели. Разум возвращался. Узнав охотника, приподнялся на локте, посмотрел вокруг, на себя, на руки. Увидев мёртвого медведя у своих ног, месиво из внутренностей и крови на себе, вздрогнул – окончательно пришёл в себя, глубоко посмотрел в глаза Загбою, тихо спросил:

– Всё кончилось?

Эвенк радостно засуетился: жив! Рукавом куртки вытер ему лицо, помог подняться, усадил на тушу оленя, потрогал плечо. Дмитрий негромко застонал – больно. Загбой заставил его пошевелить пальцами, затем рукой. Он медленно подчинился, приподнял руку, повернулся из стороны в сторону. Это вызвало на лице охотника довольную улыбку. Перелома нет, это очень хорошо. Возможно, русский при падении на лёд сильно ударился левым боком, и только.

Немного посидели. Загбой молча смотрел на поверженного медведя, на мёртвого Учхора и тяжело, с сожалением вздыхал. Ему было жалко погибшего оленя. Дмитрий же радовался благополучному исходу поединка. Он хлопал эвенка по плечу, довольно цокал языком и не переставал повторять:

– Вот это да! Вот это да! Убить медведя ножом сможет не каждый! Ах ты, Загбой, вот молодец! Настоящий охотник!

Однако к похвалам следопыт относился с полным безразличием. Что в том такого, что он убил зверя? Значит, сегодня повезло ему. Могло быть иначе, наоборот, не он вспорол бы брюхо амикану, а медведь своими «расчёсками» разорвал бы ему голову. И тогда бы все кончилось намного хуже. Тогда бы погиб не только он, но и русский. Что тогда будет с Ченкой?

Ченка. Дочка. Где она теперь? Ждёт ли она их или думает, что они мертвы? Сможет ли она справиться с караваном, сохранить груз и помочь им выбраться из ловушки?

Победа над медведем – это всего лишь одна ступенька к свободе. Они по-прежнему в ледяном плену, из которого выбраться очень сложно, почти невозможно. Тяжёлые мысли заполоняли голову охотника. Как выбраться наверх? Что можно сделать в этом случае? Стоит ли им надеяться на помощь Ченки или надо рассчитывать только на свои силы?

А время неумолимо продолжало свой размеренный бег. В пещере темно и холодно. Вторая половина дня торопила вечер. Где-то там, над ними, свирепствовала непогода. Загбой слышал суровый разговор ветра. Их разгорячённые тела пронизывал студень, отражавшийся от ледяных сводов. Чтобы хоть как-то согреться, приходилось постоянно двигаться. Для эвенка это было просто. Для Дмитрия каждое движение давалось с трудом. Каждый поворот тела доставлял нестерпимую боль. Не в состоянии сопротивляться, он присел на тушу оленя и в изнеможении опустил голову.

Но охотник понимал, что из любой ситуации всегда найдётся хоть какой-то выход. Загбой не сидел, дожидаясь помощи от своих богов, а здраво осмыслил произошедшее и просчитал возможные варианты освобождения. Их было два. Первый – рубить ступени вверх по льду, до места падения. Второй – пробить снег над головой.

После некоторого раздумья отказался от первого варианта. Помнил, что до тупика они катились долго, расстояние до спасительной отдушины было не менее двухсот метров. Для того чтобы вырубить необходимое количество ступенек, ему потребуется очень много времени. Скоро наступит ночь, и там им всё равно придётся выбираться наверх. Если бы они рубили уступы вдвоём, как на леднике, все было бы по-другому. Но Дмитрий не помощник. Остаётся только одно – выбираться наверх здесь. Но как? До потолка пещеры не менее четырёх метров. Овальные стены обточены водой и пронизаны морозом. Вокруг нет ни одной палки. Нечем развести костёр и согреть своего русского друга.

А тот сгорбился, сжался, притих. Его тело бьёт мелкий озноб. Зубы стучат от холода и от нервного напряжения после пережитого. Так всегда бывает, когда по прошествии некоторого времени человек полностью начинает понимать случившееся. Кто-то, получая полное удовлетворение, принимает очередную порцию адреналина и радуется этому, как ребёнок, впервые в своей жизни попробовавший конфетку. Другой, как Загбой, воспринимает как само собой разумеющееся. Ну а третий, как Дмитрий, оттаивая после пережитого страха и ужаса, находится на грани истерического срыва.