Владимир Топилин - Дочь седых белогорий

– Так ты кто, бурят, кыргыз или хакас?

– Какой кахас? Ты что, сапсем без глаз? Мой, венка, отнако.

– Какой венка?! Эвенк, что ли?!

– Во-во. Точно так. Венка мой зовут. Народ мой на Севере живи.

– Хо!!! Мужики! Выходи! – воодушевлённо развёл руками бородач. – Смотрите, кто к нам пожаловал – тунгус, собственной персоной!

– Во-во. Тунгуска мой. А не персона, – захлопал глазами Загбой.

Раздвинулись кусты, к ним подошли ещё двое таких же бородатых, здоровых мужика с ружьями. Удивившись неожиданному гостю, все трое заулыбались, закачали головами, захлопали в ладоши:

– Надо же! Во как бывает, живой тунгус к нам пожаловал! Да ещё и на олене!

– А мы про вас слышали, но видеть ни разу не приходилось. Говорят, что вы всю жизнь в седле, постоянно ездите по тайге. Где ночь застанет – там и дом! – уже вполне радушно проговорил тот, кто вышел из кустов первым.

По всей вероятности, он был старшим среди своих друзей, в приказном порядке скомандовал:

– А ну-ка, Гришка, давай чай ставь. Будем гостя потчевать.

Загбой несколько обиженно протянул:

– Эко, чай! Отин чай пить путешь, с оленя упатешь. Калава кружиться путет. Отнако, на костре сохатина парится. Тавай, мясо корми. А вотой брюхо не напьёшь.

– Воно как! – захохотали все трое. – Молодец, знаешь, что в тайге есть надо!

Пригласили Загбоя к костру, усадили на кедровую чурку, поставили перед ним казан с мясом, дали горсть сухарей, в берестяную кружку налили крепкого, настоявшегося чая. Подобным поведением бородачи расположили к себе следопыта. И он, почувствовав доброе отношение, охотно отвечал на вопросы, вытащил кисет с табаком и, смакуя разварившуюся сохатину, – как и следует поступать в подобных случаях – стал хвалить гостеприимных хозяев:

– Карашо, отнако, живёте. Мясо ширное, зверь кусный, витно топрые охотники. Эко! Какие сухари кусные! Лепёшки печёте? Молотцы, отнако!

Мужики, улыбаясь эвенку в свою очередь, пыхтели трубочками, крякали и блаженно вдыхали табак:

– Ох, и крепок зараза. Давненько мы такого не пробовали. Уж неделю как мох курим. Фильку в посёлок отправили, за продуктами. Так он, зараза, уже десять дней как по тайге шастает. Наверное, бражку пьёт. Или с девками хороводится. А про нас забыл, чёрт кудлатый.

– Эко! – удивился Загбой. – Филька чёрт! Кто такой? Пашто так толго по тайга ходи? Тарогу запыл? Как так, тарогу теряй? Сапсем без глаз.

Тот, кто был старшим, Егор, стал неторопливо разъяснять, что Филька, это не совсем чёрт, а брат. И вообще все они из одной семьи, четыре брата – Егор, Григорий, Иван и Филипп. Живут здесь с весны. А Фильку с двумя лошадями вот уже второй раз за лето отправляют за продуктами. Первый посёлок русских отсюда – четыре дневных перехода. Идти надо звериной тропой на северо-восток, через два хребта.

– Эко! – воскликнул Загбой. – А у меня Тима сопсем без каловы, не туда ходи. Вниз по реке ехал.

– Это не беда. Там тоже люди живут. Посёлки есть. Но ход намного хуже. Река зажата хребтами – щёки, пороги. Придётся перелазить через горы. Но если всё нормально будет, то в один конец семь дней пути, – объяснил Гришка. – Только вот торопиться надо ему. Скоро большие снега пойдут. Перевалы завалит – не пробьётся назад.

– На олене проедет, отнако. На коне – нет. У оленя копыто пальсой, по снегу карашо ходи. А конь – плохо. Конь, как сохатый, снег тони, – задумчиво проговорил эвенк, откусывая от грудинки разварившиеся хрящики.

– А кто же такой Тима, что ты о нём так беспокоишься? – поинтересовался Егор. – Что же это он, сам поехал, а вас здесь оставил?

– Тима купес. Пуснину торгуй. Сополь, белка, вытра, колонок, песец. Мно-о-о-ого пуснина. В потках, на лапазе лежи.

При этих словах братья переглянулись, в глазах сверкнули искорки живого интереса. По всей вероятности, подобная информация произвела на них сильное впечатление, потому что все вдруг заговорили разом, перебивая друг друга:

– Зачем же это вы так далеко везли пушнину? Почему Тима твой не продал её там, на севере?

– А почему с вами нет приказчиков?

– Это что получается, вы товар везли только втроём, без охраны?

– Засем охрана? Кто в тайге пуснину заберёт? – удивился Загбой. – В тайге чужое брать нелься! Плохо так, прать чужое. У нас никто не ворует.

– Э-э-э, брат… Это у вас не воруют. А у нас застрелят, камень на шею и в воду… – задумчиво проговорил Егор.

– Как так, стреляй? Разве можно лючи стреляй? – испуганно залопотал эвенк. – Лючи стреляй нельзя. Плохо так телать. Амака сертиться будет. Человеку мать жизнь таёт, а тобрые духи её перегут. Только Эскери может упить, Харги, Мусонин.

Усмехнулись братья, переглянулись, закачали лохматыми головами:

– Плохо ты, видно, людей знаешь. У нас в тайге много бродяг. Топором зарубят – и фамилию не спросят…

– Как так руби калаву? – вскочил охотник на ноги. – За что плохой люди на тругих сердись?

– За что? Повод найдётся всегда. Вон, я вижу у тебя ружьё хорошее, новое. Кто-то позарится, нож в спину, и поминай как звали, – добавил Григорий.

– Как так, рушьё? Это рушьё мой! Тима тарил! – в страхе зашептал Загбой. – Никому не дам.

– Да что ты, Загбой. Не бойся, мы же не собираемся его у тебя отбирать. Мы не разбойники, не бродяги, – успокаивающе заулыбался Иван. – Но предупреждаем, чтобы ты был осторожнее. Всяко бывает…

Загбой перекинул через спину свою двустволку, озираясь по сторонам, попятился к оленю.

– Эх, напугали мужика до смерти, – захохотал Егор. – Да садись ты на место! Ешь мясо. Здесь нет вокруг никого на двести верст! Это там, на большаке, чураться надо. А тут тебя никто не тронет. Если что, так заступимся. Когда нас много – нам сам черт не страшен! Мы и сами кому надо отпор дадим. Видишь, какие кулаки? А если надо – так из ружей пальнём.

Загбой покорно присел на место, но мясо уже есть не стал, а осторожно, озираясь по кустам, как будто на него смотрели сотни злых глаз, взял кружку с чаем.

Некоторое время молчали. Эвенк угрюмо, с шумом хлебал горячий напиток. Мужики пыхтели трубочками.

Чтобы успокоить гостя, Иван всплеснул руками, вскочил на ноги и исчез в избе. Через минуту он уже стоял рядом и щедро протягивал мозолистыми ручищами грязный, завалявшийся где-то в мешке леденец:

– На вот, с весны храню. Для лучших гостей!

Загбой недоверчиво посмотрел на парня, но лакомство взял, покрутил в руках, плюнул на ладонь, стер грязь, затолкал леденец в рот. Через мгновение его почерневшее лицо расплылось в блаженной улыбке, на губах заблестела сладкая слюна:

– Эко диво! На зубах хрустит, как камень, а языку приятно! Как сахар, но, отнако, исё луцсе…

Мужики захохотали. Напряжённая обстановка была снята. Казалось, что теперь братья знали о Загбое всё. Наступил его черед расспрашивать мужиков. И так как он был любознательный от природы, то, конечно же, начал разговор с главного: