Юрий Иванов-Милюхин - Драгоценности Парижа [СИ]

— Никак нет, Ваше Величество, — обдался холодным потом казак. Он думал, что отделался малым, а экзекуция только начиналась. — Не должно, как пить дать.

— Потому, мы намерены сначала огласить справедливый вердикт, а потом дать благословение, — посуровел император. Покосившись на со вниманием наблюдавшего за происходящим короля Франции, приказал. — Развернись лицом к строю.

Дарганов протянул было сомодержцу только что полученные погоны, но Александр Первый сделал упреждающий жест, давая понять, что провинившийся разжалован не будет. Он подождал, пока казак засунет знаки отличия за отворот черкески и когда тот повернулся, возвестил. Но так, чтобы слышали лишь всадники напротив, да юркий переводчик при французском короле:

— Из комендатуры на острове Ситэ поступило сообщение, что терской казак, урядник Дарганов, лишил невинности французскую женщину, а перед этим избил ее друга. По законам военного времени за преступление полагается виселица. Или каторга, — император грозно повел очами по каменным лицам конников. Помолчал, посмотрел на побелевшего новоявленного хорунжего, на застывшую встревоженной птицей его подружку. Смягчил складки на лице. — Но девушка отказалась от суда, она выразила желание стать женой насильника.

— Любо, — раздалось из середины сотни сразу несколько голосов, их дружно подхватили остальные. — Любо, любо.

— Но мы не имеем права допускать, чтобы преступление осталось без наказания, — решительно поднял руку вверх Александр Первый. — Поэтому вынесли постановление об отправке хорунжего Дарганова в Россию.

Седла под казаками осуждающе заскрипели, почувствовав настроение хозяев, зафыркали лошади, зацокали копытами по круглым булыжникам. На лице короля Франции отразилось удивление, смешанное с восхищением поступком диковатого на вид воинства. Наверное, он, как и сосланный на остров Эльбу его предшественник — император Наполеон Первый — пытался осмыслить, каким образом средневековое воинство сумело разгромить хорошо обученную и вооруженную современным оружием армию цивилизованной страны. Девушка, до этого момента вникавшая в смысл выступления, быстро прижала руки к груди.

— С высочайшего дозволения, хорунжий Дарганов будет продолжать службу на станичном кордоне, — подал голос из–за спины главнокомандующего генерал Ермолов. — Казаки, решение справедливое, никому не позволено безобразничать на чужой земле. Вы люди вольные, но даже завоеватели старались вести себя мирно, а мы — армия освободительная.

Сотня молчала, казаки терзали поводья, не смея напрямую выражать неудовольствие решением суда и оглашением его императором Российской империи.

— А теперь приведите священников, пусть они осветят их союз, — обернувшись назад, повелел Александр Первый.

Подоспели два священнослужителя из разных конфессий, один с молитвенником, второй со свечами и кадилом. Совершив ритуал, заодно покрестили и казаков. Император соскочил с коня, предложил проделать то же самое французскому королю, вместе они подошли к молодым. Бормоча слова молитвы, самодержец широким крестом осенил обоих справа налево, король последовал его примеру, но махнул он кистью в перчатке слева направо. Когда все закончилось, Александр Первый скрутил с руки перстень с большим камнем, надел его на палец Даргану:

— Благославляю на долгую супружескую жизнь и на верную службу на благо отечества на Кавказском кордоне.

В первый раз за все время он улыбнулся по настоящему, и сразу отошел в сторону. Король снял с мизинца кольцо с бриллиантом, надвинул его на средний палец руки девушки.

— Вы хорошо подумали? — шепнул он ей в ухо.

— О да, мессир, решение я приняла самостоятельно и окончательное, — не замедлила с ответом невеста.

— Я желаю вам семейного благополучия, мадемуазель Д, Люссон.

— Я горжусь, что я француженка и мечтаю о процветании моей родины под властью вернувшихся на престол королей из династии Бурбонов, ваше Величество.

Король порозовел от комплимента, благосклонно тряхнул буклями, затем слегка поклонился своей подданной и встал рядом с русским императором.

— Целуйтесь, молодые, — крикнул генерал Ермолов.

Под возгласы «любо» Дарган обнял невесту, крепко поцеловал в губы и смущенно переступил с ноги на ногу. Привыкший по дням не слезать с седла, на земле он чувствовал себя неуютно.

Монархи взобрались на своих лошадей. Александр Первый тронул поводья, не оглянувшись на новоявленных супругов, загарцевал к свите, ярким пятном продолжавшей украшать середину площади Согласия. За ним затряс бесцветными буклями Людовик Восемнадцатый, который тоже не соизволил проявить особого интереса к своей подданной, предоставив ей с женихом решать проблемы самостоятельно.

И это на первый взгляд отчуждение было правильным, порождающим дальновидные плоды, потому что, как беременная женщина, прекраснее которой нет никого на свете, как ребенок, как садовый или полевой цветок, красота, ввиду абсолютной своей незащищенности, обязана защищать себя собственным проявлением — неприкосновенным.

Так случилось и на этот раз. Не успел император Российской империи занять свое место и провозгласить о начале парада, как девушка бросилась на грудь возлюбленному, без которого не мыслила теперь жизни. Благо, в грандиозном мероприятии тому участвовать было уже не нужно. Дав невесте излить чувства, он вывел коня за строй, окинул сотню не столь удрученным взглядом, и, молодецки гикнув, перекинул подружку на спину лошади, сам запрыгнув следом. Она обернулась и засмеялась, дерзко и счастливо, будто обрела долгожданную свободу.

— В рубашке родился, Даргашка, — заворачивая конников вслед за отрядом кубанских казаков, крикнул сотник, являвшийся заодно родственником. Он был доволен исходом безнадежного дела, несмотря на то, что из–за проступка станичника проиграл с произведением в чин войскового старшины. — Готовься, вечером устроим наказные проводы.

— У меня еще все впереди, — зло ощерился Дарганов. — Дядюка Федул, друг Гонтарь, отвалите за меня поклон царю–батюшке по справедливому вердикту, да крикните ему здравицу.

— Не сомневайся, Даргашка, получит царь твой поклон, — донеслось из закачавшей черными спинами середины сотни. — И мусью с волосами из пакли тожить.

Дарган одной рукой прижал девушку к себе, наметом сорвался по каменным мостовым древнего города к его центру на острове Ситэ. Позади остались дворцы с королевскими усадьбами, выстроенные на Елисейских полях и обихоженные строптивой королевой Франции, итальянкой по происхождению, Екатериной Медичи. Между ними делали вечерние променады представители французской знати, а нынче на закате солнца по бульварам прогуляется сам русский император Александр Первый. Но эти мелочи не слишком тревожили ум потомственного терского казака Дарганова, род которого велся от с незапамятных времен поселившихся на левом берегу реки Терек старообрядцев, с тех веков, когда горцы жили не тейпами, но первобытными общинами. Впрочем, у них мало что изменилось до нынешнего дня, как и у живущих бок о бок с ними русских казаков, один из родов которых породнился с чеченским тейпом. Отсюда заплясал по казацки и по чеченски Дарган Дарганов — галопом рвущийся по самому цетру моста Пон Нёф, соединяющего левый берег реки Сены с правым на острове Ситэ. Это обстоятельство тоже мало волновало Даргана, мысли его занимал спрятанный хозяином квартир, у которого на постой были определены казаки, богатый схрон в пределах усадьбы. О нем рассказал Гонтарь, когда они пришли на свидание с иноземкой, подпрыгивающей сейчас на холке скакуна. Нужно было до приезда станичников найти схрон и присвоить себе, чтобы отправляться на родину не с пустыми руками. Происходила бы помолвка в родной станице Стодеревской, за невесту спросили бы солидную флинту. А он привезет ее сам впридачу к иноземке, как выкуп с поставленной на колени наглючей империи.