Елена Гантимурова - Кольцо Дамиетте

Постановка шла своим чередом. Заученно отвечая на реплики Лукаса, который после устроенного хозяином разноса все-таки нашел нужное место на сцене, Мариам находилась во власти грустных мыслей. Искры, которая делала игру на подмостках яркой и талантливой, сегодня не было, и она чувствовала это. «Как же мне жить дальше?» Актриса краем глаза вновь увидела Тобиаса, отчаянно машущего руками и с гримасами на круглом лице. «Что ему нужно?» Его вид заставил Мариам прийти в себя, она наконец стала следить за действием.

«Где же ты был? Я ждала тебя».

«Я не мог прийти – у меня много дел».

«Но раньше ты забывал свои дела ради меня».

«Все изменилось: теперь я забываю тебя ради своих дел».

«Имя твоим делам – другая девушка. Ведь так? Кто она? Нет, не говори – я не хочу знать».

Разговор двух героев набирал силу, сцена приближалась к развязке. Вначале Мариам отвечала безжизненно и тускло, так что Тобиас за кулисами посерел, но потом тембр ее голоса стал меняться. Спрятанная внутри искра вспыхнула и зажглась. Оказалось, что она не исчезла, а просто укрылась за мрачными воспоминаниями. И вот слова засветились яркими красками, а люди в зале, отставив кружки и бокалы, замерли. Актриса, позабыв на время свои беды, вела зрителей за собой, грудным низким голосом заставляя сопереживать девушке, оставленной любимым ради другой:

«Ты не можешь уйти так просто, ничего не объясняя. Я имею право знать почему? Почему я тебя теряю? Она не может быть лучше меня! Я, я люблю тебя, и, как я, она не может любить, никто не может!»

«Неправда, она меня тоже любит. Но беда не в этом. Я не люблю тебя, МОЯ любовь ушла».

«Что ты говоришь? Тогда это не любовь. Любовь не может уйти. Уйти может человек, а любовь – любовь остается! И она – ВЕЧНА!!!»

Мариам почти кричала, и зрители, не дыша, следили за актрисой.

«Я не хочу, я не могу потерять тебя, вместе с тобой я потеряю все, что у меня есть! Не уходи!! Ты не знаешь, как это страшно – потерять тебя! Не уходи!!!»

Лукас шагнул в сторону от нее, и Мариам перевела взгляд на зрителей. Вдруг испуганный крик вырвался из ее груди. Из глубины зала прямо на нее смотрел человек с лицом монаха из зеркала. Смотрел, не отрываясь, не сводя пронзительных глаз. На нем не было монашеской рясы и серого капюшона, черты лица с годами поменялись, но Мариам знала – это он. Лицо актрисы побелело, глаза расширились от страха. Тот самый ужас, который безуспешно ждал Тобиас на репетициях, теперь охватил ее всю, с головы до пят. Столько лет таившийся внутри, он наконец вырвался наружу и смел лавиной все другие чувства. Остался только он – СТРАХ.

Занавес стал опускаться и через мгновение скрыл от нее незнакомца. Буря оваций и крики сотрясали зал, счастливый Тобиас спешил из-за кулис, а Мариам так и стояла на одном месте, оцепенев от ужаса, бессильно опустив руки и уставясь глазами в упавший полог.

– Какая талантливая актриса! – произнесла Хедвиг, пригубив вино из высокого бокала. – Мой кузен, где ты нашел их?

Граф усмехнулся:

– Это бродячая труппа, они проходили через Верфен. Ходят по канату, жонглируют – в общем-то ничего особенного, из них она одна, похоже, что-то может.

– Какая яркая внешность – она еврейка? – Рыцарь Симон вышел из задумчивости, в которой пребывал на протяжении всего спектакля.

– Похоже, что да. Ее семья после побега из Палестины жила где-то в Южной Италии.

– Графа так интересуют актеры, что он расспрашивает об их жизни? – В голосе Хедвиг Катарина уловила ревнивые нотки.

«Ах, вот как! – подумала она. – Ты, оказывается, графа ко всем ревнуешь, не только к Лауре».

– Замок охраняет границу, и это моя обязанность – знать обо всех прибывающих в него. – Насмешливая улыбка тронула тонкие губы графа Эдмунда. – Кроме того, в замке есть сокровища, с которыми я не хотел бы расстаться, допустив сюда нечистых на руку незнакомцев.

– Эта актриса отлично играет. И поет, наверное, тоже хорошо, у нее волшебный голос! – Лаура, блестя глазами, восторженно обратилась к графу. – Я слышала, герцог собирает в свой театр талантливых актеров, если он увидит ее игру, то непременно оценит и пригласит ее в Зальцбург!

– С одним из ваших сокровищ, граф, вам придется расстаться завтра. – Флориан неожиданно вступил в беседу. – Я говорю о кольце, которое мы видели вчера и без которого помолвка не считается действительной.

Голос графа стал жестким:

– Отдав одно сокровище, я приобретаю другое. Очень похвально, что посланник герцога так внимателен к пунктам договора.

– На какое время назначена церемония? – поинтересовался рыцарь Симон.

Флориан поднялся:

– В полдень. Прошу меня простить, я вынужден вас покинуть. Мне нужно еще раз просмотреть брачные бумаги, чтобы быть уверенным в соблюдении всех условий.

С этими словами юноша направился к выходу из зала. Все еще под впечатлением от спектакля, Катарина с грустью подумала о том, какая тяжелая участь выпала на долю Пажа – не просто потерять любимую, а самому передать ее в руки другого.

Разговор за столом между тем перешел к соколиной охоте, которую старый граф собирался устраивать в честь свадьбы сына. Замок Хоэнверфен славился ловчими птицами.

– Эту охоту мы посвятим нашим гостям. – Отец графа Эдмунда повернулся к будущей невестке.

Лаура радостно захлопала в ладоши:

– Ой, это, наверное, так интересно! Я ни разу не видела, как охотятся с птицами!

– Смею предположить, – негромко заметила Хедвиг, – что вы вообще немногое видели в жизни.

– Хищная птица – хозяин неба, – продолжал рассуждать старый граф. – Людям не дано парить среди облаков, и они следят за взлетающим соколом, представляя себя на его месте…

Отец Бенедикт укоризненно произнес:

– Для парения в облаках Господь создал птицу, а не человека. А желание летать является проявлением гордыни.

– Святой отец, а как же в случае с мореплаванием? – В глазах Ульриха заплясали смешинки. – Море, по-вашему, создано только для рыб?

– В данной теме, юноша, остроумие приносит больше вреда, чем пользы, – сухо выговорил священник. – Можно вообще не отвечать на ваш выпад, но я разъясню. Море не приближает человека к Всевышнему, так как оно находится там же, где и суша – в основе мироздания. А вот попытка сравнить себя с Господом, поднявшись в небо, сама по себе является грехом.

Молодой оруженосец смущенно потупил взгляд.

– Поединок в небе – это своеобразная дуэль. – Хедвиг разломила румяный круг лепешки и словно невзначай опустила половину на блюдо графа. – Да простит меня святой отец, но когда я выпускаю сокола, то чувствую себя птицей. Как будто я сама гонюсь за добычей.

Отец Бенедикт возмущенно набрал воздух в легкие, собираясь ответить, но граф Эдмунд опередил его: