Альберто Васкес-Фигероа - Уголек

Теперь к его ярости примешивались ненависть и обида, а также глубочайшее бессилие и разочарование, ведь он столько лет лелеял планы мести, а сейчас, когда считал, будто достаточно только руку протянуть, чтобы их осуществить, беглянка опять утекла сквозь пальцы.

— Если врешь, я с тебя живьем шкуру спущу, — сказал он, даже не поглядев на перепуганного Бонифасио Кабреру. — Приберегу для тебя самую кошмарную смерть.

— Идемте в город, сеньор! — запричитал паренек, вытирая сопли. — Идемте, и сами увидите бродящих по улицам больных, похожих на тени! К ним даже не нужно приближаться, и без того ясно, что они на пороге смерти, — он развел руками. — А если это не так, делайте со мной, что хотите.

— Скоро рассвет, — сердито бросил виконт. — И если я не увижу того, о чем ты говоришь, то солнца ты уже не увидишь...

— Вы возьмете меня с собой?

— Убирайся к дьяволу!

Виконт испуганно молчал, заранее признав поражение, ведь некогда оживленная Изабелла превратилась в смердящий труп проклятого всеми богами города. Ни один из подручных капитана де Луны тоже не осмелился открыть рта, пока не забрезжил рассвет, приглашая убедиться в правдивости слов Бонифасио.

Но никто, даже виконт, не мог набраться смелости, чтобы подойти к ближайшим домам хотя бы на расстояние броска камнем.

Но в этом и не было необходимости, и без того стало ясно, что в городе, где когда-то бурлила жизнь, теперь остались лишь бродячие собаки, пронырливые свиньи и черные стервятники, сражающиеся за останки человеческих тел. Людей же не было видно, за исключением трех-четырех оборванцев, показавшихся среди руин и тут же исчезнувших, словно их проглотили черные рты дверей, уже ничего не закрывающих.

— Так и есть! — воскликнул из чащи верзила. — Они ушли.

— Поглядите только на дворец вице-короля! — сказал эстремадурец, уже бывавший прежде на острове. — Он превратился в развалины.

— Разрушился до самых окон.

— Чума уничтожила всё.

— Заткнись! Говорят, стоит ее помянуть, она и явится.

— Лично я сматываюсь! — заявил третий наемник, поднимаясь. — Я приехал, чтобы драться с индейцами или христианами, а не со смертью. Эта битва проиграна заранее.

— Что будем делать, сеньор?

Капитан Леон де Луна бросил последний взгляд на потрепанный остов того, что было некогда первым европейским городом в Новом Свете, и пришел к выводу, что здесь он не найдет искомого, а потому высокомерно наклонил голову и сказал:

— Уходим отсюда!

— А хромой?

— Пусть подождет другого корабля... Он сказал правду, не по его вине мы попали в ловушку, но возможно, он заразен.

Они удалились через обрамляющую бухту густую пальмовую рощу в сторону корабля и скрылись из вида за ближайшим холмом. Хромой Бонифасио наблюдал за ними издалека, сидя у дверей ближайшей хижины и задаваясь вопросом, как он только набрался храбрости, чтобы выдумать такую наглую ложь.

Изабеллу действительно уже несколько месяцев назад покинули жители, забрав с собой всю мебель до последнего гвоздя, город в самом деле оставили на разграбление бродячим собакам и нищим, а пара десятков больных решили остаться и закончить дни в спокойствии, но город обезлюдел не по вине чумы, а лишь из-за золотой лихорадки. Никто не вернулся в Испанию, просто в шести лигах от знаменитых рудников Мигеля Диаса основали новую столицу, Санто-Доминго. И самой большой ложью было то, что Бонифасио сказался больным, поскольку он лишь дожидался окончания сбора нового урожая, чтобы погрузить его на первый же корабль и отплыть по реке Осама.

— Ну и храбрец же я! — пробормотал он, прищелкнув языком. — Хозяйка и даже сам капитан Охеда будут мной гордиться.

Хромой Бонифасио сильно переменился с тех пор как покинул Гомеру. Несколько лет в Новом Свете превратили его из робкого паренька в гордого и довольного жизнью, готового бороться за женщину, которую он любил, как мать, а та, в свою очередь, окружала его заботой.

Они плечом к плечу работали на ферме, вместе выстояли перед трудностями и вместе наслаждались счастливыми мгновениями, хотя таковые выпадали не слишком часто.

Они составляли сплоченную команду. Увидев капитана де Луну, Бонифасио понял, что если тот найдет донью Мариану Монтенегро в Санто-Доминго, ее жизнь окажется в опасности, и тут же изобрел нагромождение лжи, решив, что скорее позволит себя зарезать, чем выдаст местонахождение хозяйки и друга.

— Теперь он не остановится до самого Кадиса, — пробормотал он и поднялся, чтобы снова заняться сбором груш для компота. — А когда узнает, что не было никакой чумы, и решит вернуться, капитан Охеда найдет способ его задержать, — он покачал головой. — Боюсь, что в конце концов капитану Охеде придется вспороть виконту брюхо, потому что он надоедливей мухи.

Двадцать дней спустя вонючая каракка с Ибицы с грузом рабов бросила якорь перед полусгнившим навесом пристани, а когда ее беспокойный капитан стал расспрашивать, какого дьявола случилось с пунктом назначения его груза и где находится адвокат Сехудо, то наткнулся на канарца, плывущего в маленькой лодке, и тот рассказал про произошедшие перемены и предложил пятую часть груза в обмен на помощь по его перевозке в Санто-Доминго.

Они быстро пришли к соглашению, пересекли с мягким ветром залив Мона, разделяющий Эспаньолу и Пуэрто-Рико, прошли мимо удивительных берегов, по кишащим злобными акулами водам, и наконец бросили якорь у пристани на темной и могучей реке, на чьих берегах тысячи людей возводили каменные дома и крепостные сооружения, нанося очертания города, которому суждено было стать первой столицей Нового Света.

Спустя две недели бледный, измученный, впавший в бешенство капитан Леон де Луна прибыл в порт Кадис и с потрясением узнал, что небольшая флотилия отбыла вовсе не в Испанию, а в новый и процветающий город Санто-Доминго, расположенный на южной оконечности острова, и его отделяло не более двухсот лиг от того места, куда пристал его собственный корабль.

Над ним в очередной раз посмеялись.

— Яааа-кабо! Яааа-кабо!

Курьезный крик словно ключом открывал все двери, этот магический звук утихомиривал гнев и ярость самых свирепых воинов, хотя, к сожалению, не мог аналогичным образом приглушить любопытство ребятишек. Как только они замечали странную парочку «цапель», путешествующих в поисках Большого Белого, то тут же окружали чужаков и следовали за ними несколько часов по территории своего племени.

Канарец проклинал всё на свете, когда понял, что не может даже справить нужду, не находясь под пристальными взглядами десятка детей. Единственное преимущество странного одеяния заключалось в том, что широкая накидка прикрывала его в подобные мгновения, спасая от стыда.