Этель Войнич - Прерванная дружба

– И не спеши назад. Я хочу, чтобы ты весело провёл время в обществе своего друга, ухаживал за каждой хорошенькой женщиной и вообще пожил в своё удовольствие. Глядя на тебя можно подумать, что ты собираешься не в Париж, а в Сахару! Со мной ничего не случится, глупыш. Нет, за тётей посылать не надо. Я не хочу, чтобы она тут суетилась. Розина будет прекрасной сиделкой, а когда ты вернёшься, у нас, быть может, будет чем тебя порадовать. Мне думается, на этот раз дело пойдёт на лад.

Рене не стал возражать. Он уже столько раз это слышал, что начал отчаиваться.

Приехав в Париж, он огорчился: Феликс только что уехал в Лондон, чтобы встретиться с издателем журнала, для которого он взялся написать серию статей. Он надеялся вернуться к банкету Географического общества и просил Рене в письме если возможно, дождаться его. Но Рене не терпелось вернуться в Лион, – его угнетали думы о страдающей в одиночестве Маргарите. Только неотложные дела не дали ему уехать до банкета.

Вынужденный остаться в Париже, он старался почаще видеться с Маршаном и, как это ни странно, узнал его за эти три недели гораздо лучше, чем за четыре года, проведённые вместе в экспедиции. Они понравились друг другу с самого начала, но застенчивость Рене и чёрная меланхолия, владевшая доктором, препятствовали их сближению. А теперь перед Рене впервые расступилась стена цинизма, которой Маршан отгораживался от ближних. Резкость Маршана не отталкивала больше Рене, и доктор стал как-то по-человечески более доступен.

Этнология была для него только временным занятием, дававшим пищу неутомимому, не способному бездействовать мозгу. Она лучше, чем вино, помогала ему забыться и проливал свет на пережитки дикости, которые все ещё встречаются цивилизованных людей. Но всё же это была не психиатрия

Теперь, хотя он уже не мог заниматься частной практикой, Маршан вернулся к своему настоящему делу. Он возглавил большую психиатрическую лечебницу и занимался изучением тех причин мозговых заболеваний, которые могут быть устранены. Маршан исследовал влияние испуга на детскую психику и его выводы, хотя и слишком сложные для понимания большинства родителей, могли серьёзно помочь вдумчивым врачам в их практике.

– Если я выпущу хотя бы одну книгу, – как всегда неожиданно и резко бросил он как-то Рене, – тогда моё дело будет сделано.

Феликс не успел встретиться с Рене до банкета. Когда Рене вошёл в зал, ему сразу бросился в глаза оживлённый кружок гостей, заслонявших того, кто находился в середине. Гийоме небрежно кивнув, подошёл к Рене и с ядовитой усмешкой взглянул на весёлую группку.

– Кажется, наш друг захватил все наши лавры. Я бы не сказал, что это очень красиво, а?

Кружок распался, и Рене увидел в центре чёрную голову Феликса. Он смерил бельгийца взглядом.

– Говорить гадости о том, кто спас вам жизнь? Вы правы, это не очень красиво, но когда человек спасает многих, то среди них может оказаться и несколько мелких душонок.

Он повернулся спиной к онемевшему Гийоме и пошёл через зал, задерживаясь то здесь, то там, чтобы обменяться приветствиями с приятелями и однокурсниками. Из толпы, окружавшей Феликса, раздался новый взрыв смеха. Сердце Рене сжалось. Глупо, конечно, обращать внимание на карканье Маршана; все это, конечно, чепуха. Но ведь душой общества Феликс бывал, лишь когда случалось что-нибудь неладное.

Обед тянулся томительно долго. Рене не спускал глаз с Феликса. Тот сидел от него довольно далеко, и они лишь кивнули друг другу через стол, но лихорадочно блестевшие глаза, заикающаяся речь и неиссякаемый поток острот сказали ему много. После обеда начались речи – скучные, высокопарные, серьёзные, шутливые, хвалебные. В них то и дело упоминалась работа экспедиции Дюпре и приключения её участников, так как этот банкет был первым после возвращения их на родину. Дюпре торжественно поблагодарил собравшихся. Маршан со скучающим видом сказал после него несколько общепринятых фраз.

Среди рукоплесканий и смеха поднялся Феликс. Он был самым популярным членом экспедиции, и всем хотелось его послушать. Его речь вызвала взрыв веселья и гром аплодисментов. Рене все происходящее казалось отвратительным. Этот человек из искр, льда и жести не был Феликсом, и даже если это была маска, Феликсу следовало бы выбрать другую.

Гости уже начинали расходиться, когда им наконец представилась возможность поговорить друг с другом; и первое, что сказал Феликс было:

– Как здоровье вашей сестры?

– Все так же. Бонне по-прежнему полон надежд. Не могу сказать того же о себе.

– А она?

– Она старается поддержать в нас бодрость.

– Вы уезжаете завтра?

– Да, я хотел отправиться утром; но раз вы здесь, я поеду вечерним дилижансом, если вы, конечно, сможете уделить мне завтра немного времени. Мне бы хотелось кое о чём поговорить с вами.

Феликс почему-то заколебался.

– В таком случае, может быть, вы заглянете ко мне завтра утром? Я не уверен, что смогу прийти к вам.

– Очень хорошо. Мне давно уже хотелось взглянуть на вашу коллекцию. Я приду часов в двенадцать, только… – Рене умолк.

– Да?

– Случилось что-нибудь неприятное? Феликс поднял брови.

– Со мной? Нет, со мной теперь ничего неприятного не случается.

Тем не менее, приехав в полдень к Феликсу, Рене был готов к самому худшему.

– Что происходило с вами вчера вечером? – спросил он, внезапно оторвавшись от созерцания развешанных на стене стрел, палиц и духовых трубок.

– Со мной?

– Да, с вами. Я был в ужасе, видя, как вы изощряетесь. Знаете, мне даже показалось на минуту, что у вас опять начинается приступ.

– Мне тоже так показалось, – тихо ответил Феликс.

– Феликс? Неужели…

– Нет, нет, кажется всё обошлось. Я попал в пути под дождь, насквозь промок и несколько часов не мог обсушиться. Вчера перед вашим приходом я рассказал об этом Маршану, и он поднял такую панику, что совсем меня перепугал. Он считает, что достаточно одной серьёзной простуды, и все может возобновиться. Я не хотел, чтобы вы об этом узнали.

– А Леру вы показывались?

– Я только что получил от него записку. Он пишет, что вчера поздно вечером к нему заходил Маршан и сегодня утром он ко мне заглянет. Смешно, право, как они оба любят поднимать шум из-за пустяков. Волноваться-то ведь совсем нечего… Все бы давно уже началось…

– Вы уверены?

– Я уверен, что я жалкий трус, а Маршану лучше бы помолчать, – свирепо отрезал Феликс.

– Феликс! Почему же вы не сказали мне вчера?

– Зачем? Чтобы вы отправились ко мне домой и провели перед поездкой в-весёленькую ночку, шагая по комнате? Из-за того что я трус, вы должны лишаться сна? Вот и Леру, это его звонок. Только бы он сдержал свои чувства. Эти доктора до смешного мягкосердечны. Казалось бы, они-то уж достаточно всего нагляделись и могли привыкнуть… Здравствуйте, доктор! Как только Маршану не стыдно б-беспокоить вас по пустякам! Уверяю вас, я здоров как бык. Нет. Рене, не уходите.