Робин Янг - Отступник

– При дворе это никого не смущает. У большинства графов Англии где-нибудь в поместьях преспокойно живут незаконнорожденные дети.

– Сомневаюсь, что их матерями были дочери короля. Джоан – не какая-нибудь обычная девушка, Ральф. Она – бесценное сокровище самого Эдуарда.

Ральф шумно выдохнул и взглянул ему в лицо.

– И что ты намерен делать?

– Буду держать рот на замке, вот что я намерен делать. – Видя, что на лице Ральфа отразилось облегчение, Роберт предостерегающим жестом выставил перед собой руку. – Если ты скажешь мне, для чего мы отправляемся в поход по приказу короля. Меня отправляют куда-то вместе с тобой и Клиффордом. Полагаю, тебе известно, куда именно и зачем?

– Разумеется. – Ральф выглядел удивленным, но явно расслабился, услышав столь пустяковый вопрос. – Один из пленных, захваченных в Камберленде, дал нам описание лагеря Уоллеса в Селкирке. Король хочет, чтобы мы возглавили конный рейд в Лес. Мы должны окружить и захватить вожаков мятежников, Уоллеса и Джона Комина, после чего уничтожить сам лагерь.

Роберт постарался ничем не выдать охвативших его чувств.

– Значит, конец войны уже близок?

– Если будет на то Божья воля. – Ральф помолчал. – Есть кое-что еще, о чем ты должен знать. Я расскажу тебе в обмен на твое обещание молчать. Включить тебя в отряд предложил Эймер. Насколько мне известно, он умолял короля позволить ему самому возглавить рейд, чтобы проверить твою лояльность. Король отказал ему в просьбе; ему, как и всем нам, уже начала надоедать ненависть, которую питает к тебе Эймер. Но король Эдуард ожидает, что ты будешь преследовать своих соотечественников столь же безжалостно и неумолимо, как и все мы.

Роберт кивнул:

– Благодарю.

– Ты клянешься? – окликнул его Ральф, когда Роберт повернулся, чтобы уйти.

– Клянусь. – Открывая дверь, Роберт сообразил, что теперь перед ним в долгу один из приближенных короля. И он оказался не единственным обманщиком в этой стае волков.

Эймер де Валанс шагал по коридору на негнущихся ногах. Решение короля отправить Клиффорда и Ральфа в Селкирк привело его в бешенство, поскольку было явно принято ему в пику. Он не мог взять в толк, почему король не оценил его намерений, которые должны пойти им всем только на пользу? Роберт Брюс был змеей подколодной, волком в овечьей шкуре, Иудой. Почему никто, кроме него, этого не видит?

Конечно, в Камберленде Брюс, не раздумывая, вступил в схватку с Комином, но ведь это не было настоящим испытанием его верности, потому что Уоллес скрылся с поля боя до того, как в битву успел ввязаться Брюс. А вот в Селкирке он окажется лицом к лицу с главарем мятежников – с человеком, к которому присоединился во время своего первого дезертирства и которого собственным мечом сделал рыцарем впоследствии. С другом, короче говоря. Эймер не сомневался, что, столкнувшись с необходимостью захватить Уоллеса в плен и уничтожить лагерь мятежников, Брюс выкажет свою подлинную сущность. И он хотел быть рядом, чтобы увидеть, как спадет маска, которую, по его твердому убеждению, носит этот ублюдок. Но раз Эдуард решил иначе, ему придется удовольствоваться малым.

Ральф был товарищем Брюса еще в ту пору, когда оба состояли в ордене Рыцарей Дракона, и явно начал доверять ему снова. Эймер понимал, что ему придется проявить крайнюю осторожность, если он хочет убедить его не спускать с графа глаз, и обуздать свою ненависть, дабы Ральф уверился, что он действует из самых лучших побуждений. Да, это будет нелегко. Но он непременно должен предпринять что-либо. Он не станет спокойно сидеть и ждать, пока Брюс снова предаст их всех. Эймер провел языком по проволоке, скреплявшей его передние зубы. Скорее уж он постарается сделать так, чтобы Брюса вздернули на виселице.

Дойдя до развилки слабо освещенного унылого коридора, он повернул за угол. У дверей комнаты Ральфа стоял какой-то человек. Помяни черта, он и появится. Это был Роберт Брюс собственной персоной. Выругавшись себе под нос, Эймер поспешно отступил обратно за угол. Выждав некоторое время, он услышал, как скрипнула дверь. Осторожно выглянув из‑за угла, он увидел, как Брюс входит в комнату. Ему показалось, что изнутри донеслось чье-то изумленное восклицание. Раздумывая, а не стоит ли ему прервать их встречу, он вдруг с удивлением увидел, что мгновением позже из двери выскользнула некая женщина. Это была леди Джоан.

Дочь Эдуарда придерживала на груди мантию. Направляясь в его сторону, она накинула на голову капюшон, но Эймер успел заметить ее распущенные волосы, разметавшиеся по плечам, и прозрачную ночную сорочку под мантией. Он юркнул за угол, когда она подошла к нему вплотную, и прижался к стене, но беспокойство его оказалось напрасным. Проходя мимо, Джоан низко опустила голову. На мгновение он увидел ее раскрасневшиеся щеки, а потом она скрылась из виду. Когда Эймер оглянулся, дверь комнаты Ральфа уже закрылась.

Над побережьем Шотландии низко висела луна. Для Джеймса Дугласа это был маяк, освещавший ему путь домой. Он обвел взглядом утесы и укрытые снегом холмы за ними, и глаза его засияли при виде родины, с которой он расстался семь долгих лет назад.

Тогда он был худеньким, как щепка, двенадцатилетним подростком, едва способным держать в руке клинок. Сейчас, когда ему исполнилось девятнадцать, он вытянулся и возмужал, превратившись в молодого человека, и обзавелся мускулами, обретенными в результате муштры, которой подверг его дядя. На подбородке у него топорщился первый пушок, такой же темный, как и волосы цвета воронова крыла.

– Все так, как ты помнишь?

Джеймс с усилием оторвал взгляд от утесов и увидел, что на него смотрит Уильям Ламбертон. Епископ Сент-Эндрюсский кутался в черную накидку, прикрыв капюшоном тонзуру. Глаза его поблескивали в предрассветном сумраке, один – льдисто-голубой, другой – жемчужно-белый.

– Нет, ваше преосвященство, – ответил Джеймс по-французски, и его звонкий и чистый голос заглушил плеск весел. – Здесь стало еще красивее.

– Советую вам не питать напрасных надежд, мастер Джеймс. – Это заговорил Инграм Умфравилль, неподвижно сидевший на скамье между гребцами, и в воздухе заклубился пар его дыхания.

Джеймс посмотрел на него. Умфравилль вместе с Ламбертоном и Джоном Комином был одним из трех хранителей Шотландии. Джеймса представили ему еще в Париже, когда они садились на корабль у берегов Сены. Он не понравился ему с первого взгляда, и двухнедельное путешествие – пока они пробирались через английскую блокаду в Ла-Манше – отнюдь не улучшило этого впечатления.

– Это – не та Шотландия, которую вы знали, – угрюмо добавил Умфравилль. – За годы войны она изменилась до неузнаваемости.