Робин Янг - Отступник

Джоан кивнула, не поднимая глаз.

– Я не хотела пропустить миг вашего торжества. – Поколебавшись, она все-таки подошла к трону и присела перед королем на корточки. – Отец, я смотрела, как сегодня ты простил своих врагов – мужчин, которые сражались против тебя огнем и мечом. А единственное преступление Ральфа де Монтермера состоит в том, что он любит меня. Разве ты не можешь простереть свою милость и на человека, который верно служил тебе долгие годы?

С долгим вздохом Эдуард откинулся на спинку трона. Он закрыл глаза, чувствуя, как холодные руки дочери стиснули его ладонь. Он был вне себя от ярости, когда Эймер де Валанс рассказал ему об этом романе, но за прошедшие несколько недель, видя печаль старшей дочери, он умерил свой гнев.

– Я люблю его, отец.

Открыв глаза, Эдуард увидел, что по щекам Джоан текут слезы. Спустя мгновение он накрыл ее руки своей ладонью.

– Успокойся, дочь моя. Я сегодня же отдам приказ об освобождении Ральфа. – Когда Джоан облегченно всхлипнула, он продолжал: – Когда он прибудет ко двору, мы обсудим условия вашего брака.

Джоан вскрикнула от радости и расплакалась. Она поцеловала его руки, смеясь сквозь слезы. Наконец, справившись с собой, она встала на ноги.

– Благодарю вас, милорд.

Пока Эдуард смотрел ей вслед, на глаза ему попался сын. Толпа поредела, и он увидел принца, прислонившегося к дальней стене рядом с Пирсом Гавестоном. Оба о чем-то увлеченно разговаривали, головами почти касаясь друг друга. Принц улыбнулся чему-то, что сказал ему Гавестон, и положил руку ему на плечо. Король заметил движение большого пальца сына, которым тот медленно водил по бархату мантии Пирса. Спокойствие Эдуарда улетучилось. Вот уже некоторое время он с растущей тревогой отмечал близость, связывавшую молодых людей, однако был слишком занят, чтобы предпринять что-либо. Но теперь, когда война с Шотландией закончилась, он непременно обратит свое внимание на вопрос, которым пренебрегал непростительно долго: брак своего сына с Изабеллой Французской.

Над зубчатыми вершинами гор Очил-Хиллз вставало солнце. Когда его первые малиновые лучи коснулись парапетных стен замка Стирлинг, зазвонил колокол, и эхо его покатилось вниз со скалистых утесов, на которых высилась крепость, прежде чем затеряться среди болот и лугов, раскинувшихся по обоим берегам реки Форт. Лагерь пробудился к жизни, и негромкие голоса просыпающихся мужчин заглушили треск пламени, когда новые поленья полетели в костры, за ночь прогоревшие до углей. Повара взялись за вертела и горшки, и густой дым поплыл над английской армией, вставшей лагерем на склонах между замком и городом.

Роберт шел по бивуаку, прикрывая ладонью глаза от солнца, которое заливало золотом утесы и сверкало на баннерах, воздетых над морем палаток. Наружу вылезали сонные воины, зевали и потягивались, принимаясь за свои дела. Кое-кто кивал ему, когда Роберт проходил мимо, но большинство из них просто не замечали его, занятые обыденными хлопотами. Колокол смолк, и теперь отчетливо слышался лязг цепей – это осадные машины готовились к очередному раунду сражения.

На окраине лагеря, позади палаток, загонов для лошадей и крытых повозок с припасами, стояли телеги, груженные камнями и свинцом, сорванным с крыш соборов в Сент-Эндрюсе и Перте. А еще дальше виднелись шестнадцать осадных орудий, установленных на склоне горы, черные контуры которых отчетливо выделялись на фоне рассветного неба. Вокруг каждой уже кипела работа: инженеры занимались наладкой и ремонтом, а расчеты укладывали камни в захваты требушетов и ложи баллист. Всю территорию обнесли деревянными щитами, на которых дополнительно укрепили вязанки хвороста, дабы смягчить удары снарядов противника.

После трех месяцев осады машины стали для Роберта столь же близкими и привычными, как и лица людей, обслуживающих их. «Викарий», «Громовержец», «Завоеватель», «Буйвол» – все они были доставлены сюда из Шотландии для участия в последней осаде восьмилетней войны. Вдали лучи солнца заливали стены замка, обнажая все трещины и выбоины на их поверхности. От осадных линий вверх по поросшему травой склону вела дорога, которая заканчивалась у моста, переброшенного через ров у наружных стен замка. Его каменная кладка резко обрывалась в нескольких метрах от массивной надвратной башни, вход в которую наглухо закрывал поднятый подъемный мост. Мост и дорога была усыпаны обломками, так же как и склон горы. Берега рва были усеяны стрелами, и на ветру трепетали обрывки одежды там, где среди обломков лежали мертвые тела. Роберт окинул взглядом стены Стирлинга, выискивая новые повреждения, появившиеся после того, как он смотрел на них в последний раз. Это вошло у него в привычку; ритуал, отмечавший наступление нового дня ожидания, в то время как нетерпение жгло его изнутри, как огнем. Минуло уже четыре месяца, а он до сих пор не получил никаких известий.

И тут его внимание привлекла группа людей, собравшихся возле двух двадцатифутовых баллист – «Победоносца» и «Громовержца». Среди них был и король Эдуард, на целую голову возвышавшийся над остальными. В лучах рассвета его мантия казалась залитой кровью, и на ней сверкали золотом три льва. Король разговаривал с одним из своих старших инженеров. Рядом стоял Хэмфри де Боэн, который приветственно помахал рукой, завидев Роберта. Подойдя к графу, Роберт сразу же ощутил атмосферу всеобщего восторженного ожидания: мужчины возбужденно переговаривались, потягивая вино, которое пажи короля раздобыли в городе позади лагеря. Он заметил три новые телеги, которых не было раньше – должно быть, они прибыли ночью, – и из двух еще не выпрягли быков. Из одной телеги выгружали сферические глиняные сосуды, горлышки которых были заткнуты войлоком. С задка другой солдаты опускали на землю большие деревянные бочки.

– Доброе утро, – с улыбкой приветствовал его Хэмфри.

– Что это? – поинтересовался Роберт, обратив внимание, с какой осторожностью солдаты передают друг другу горшки и складывают их подле «Громовержца».

– Королевский сюрприз. – Хэмфри подал знак пажу; тот подбежал к ним с кувшином и кубком, наполнил его и передал Роберту.

Роберт уже слышал о сюрпризе, который Эдуард приготовил для гарнизона Стирлинга, но помимо слухов о том, что король познакомился с ним во время крестовых походов, ничего конкретного разузнать не смог. Но, что бы это ни было, он видел, с каким нетерпением ожидает его король, особенно учитывая тот факт, что осадные машины, количество которых само по себе внушало уважение, лишь бессильно клевали стены замка. Стирлинг, вознесшийся на скале и охранявший единственный мост через Форт, оставался неприступным.