Джеймс Нельсон - Ладья викингов. Белые чужаки

Он обхватил сына одной рукой, принимая на себя часть его веса, а Харальд забросил руку на плечи Торгрима. Мальчишка был тяжелым, как взрослый воин. Вместе они медленно двинулись к далеким деревьям, под которыми расположился лагерь норвежцев.

Военный лагерь ирландцев они обходили по широкому кругу. Торгрим видел большой костер в центре и силуэты людей, метавшихся в разные стороны, слышал приказы, которые кто- то выкрикивал на гэльском, и лай собак.

С западной стороны он заметил воинов, седлавших коней. Всадники наверняка рассыплются вдоль флангов. Что-то странное забрезжило в голове, что-то было не так, и Торгрим не сразу понял, что именно. И тут его осенило: «Я их вижу!»

Он поглядел на восток. Темнота слегка рассеялась, черное небо постепенно начинало сереть. В это время года солнце вставало рано, и сейчас рассвет, словно убийца, подкрался к ним совсем близко.

— Харальд, теперь нам и вправду нужно поспешить, — прошептал Торгрим, ускоряя шаг, и Харальд послушно заторопился. Но дышал он теперь с заметным трудом.

Торгрим вытер мокрое от дождя лицо и огляделся. Похоже, ирландские воины решили как следует прочесать поле. Он видел их силуэты в темноте, едва различимые на фоне приближающегося рассвета. Если те рассеются по долине, Торгрим с сыном не смогут добраться до лагеря викингов.

Они торопились, хотя каждый шаг давался им с трудом, а лай собак звучал все ближе, в то время как Харальд все слабел. Им удалось добраться до места, где трава доходила им до пояса. Торгрим остановился. Он слышал, что собаки их догоняют.

— Сиди здесь, — велел он Харальду, опуская сына в траву. Торгрим вытащил меч, огляделся и сосредоточился. Он слышал, как хлюпают в грязи собачьи лапы, как их тела пробиваются сквозь густую траву, как приближается к ним стая, настигающая добычу.

Первый пес возник словно ниоткуда, соткался из воздуха и ударил Торгрима в грудь, вцепившись зубами ему в руку и заставив потерять равновесие.

Торгрим закричал, ударил собаку в висок навершием меча, затем ударил снова и снова. Второй пес вцепился ему в ногу. Торгрим ощутил, как течет по коже горячая кровь и это сводит собаку с ума. Пес рычал и рвал его зубами.

Торгрим сумел наконец отбиться от первого пса, стряхнул его с руки и рубанул клинком того, что вцепился в ногу. Он понял, что попал, услышав визг и ощутив, как разжимаются собачьи зубы. Еще одна собака вынырнула из темноты, и Торгрим ударил ее мечом наотмашь. Собака попятилась, уклоняясь от меча, припала к земле и зарычала.

Торгрим стоял над Харальдом, поворачиваясь из стороны в сторону, готовый отразить любое нападение, не важно, человека или животного. Он слышал стук копыт лошадей, приближавшихся к ним от лагеря. В тусклом свете он видел всадников, которые следовали за собачьей стаей. Они были еще далеко, но мчались быстро, а псы, несмотря на ливень, надежно держали след.

Харальд заставил себя встать.

— У меня нет оружия, — сказал он.

Торгрим вынул из-за пояса небольшой нож и передал его Харальду. Воин не должен погибать без оружия в руках. Валькириям это не понравится.

— Боюсь, отец, что ты пожертвовал своей жизнью, пытаясь спасти мою, — сказал Харальд.

Торгрим улыбнулся, искренне и широко. Одной рукой он обнял Харальда за плечи.

— Сегодня мы будем пировать в Вальгалле, мужчина и мальчик, и большего счастья в этой жизни не стоило и просить.

Уже приближались всадники, скачущие галопом, и Торгрим внезапно ощутил мир и покой в душе, каких не знал раньше.

Он поднял меч и приготовился отразить первую атаку, и в этот момент темноту прорезал крик, заглушивший и лай собак, и топот копыт, и шум дождя. От этого звука волосы вставали дыбом; Торгрим обернулся, невольно вспомнив те дни, когда он был лишь ненамного старше, чем Харальд сейчас. Ночь сотрясал дикий, безумный боевой клич Орнольфа Неугомонного.

Орнольф беспокойно спал, с головой накрывшись медвежьей шкурой. Двадцать лет назад ее содрали с самого большого медведя из всех, которых когда-либо видели в окрестностях Вика, но ее едва хватало, чтобы накрыть огромное тело Орнольфа.

Дождь барабанил по шкуре, и это убаюкало бы его, не будь Орнольф настолько промокшим, замерзшим, трезвым и злым. Без выпивки в брюхе Орнольф был вынужден петь себе колыбельную, состоявшую из проклятий: он ругал Ирландию, ирландцев и то, что ему не пришло в голову совершить набег на более цивилизованные места.

Он наконец сумел задремать и тут же почувствовал, как чья-то рука трясет его за плечо. Просыпался Орнольф медленно.

— Да чтоб тебе Тор глаза вырвал, сукин ты сын! — заорал он на того, кто его разбудил, как только смог понять, что происходит. Что тебе нужно?

Отбросив медвежью шкуру, Орнольф уставился на Эгиля Ягненка, который тут же перестал его трясти и отдернул руку, словно от злобной собаки, которую попытался погладить.

— Это… Торгрим… — забормотал Эгиль.

— И что с ним?

— Он пропал.

— Пропал? — Орнольф резко сел. — Ох вы тупые, слепые, недоделанные больные идиоты! Куда он пошел?

— Я не знаю. Клянусь, не знаю. Я следил за ним, не сводя с него глаз. Он был на месте. Потом сверкнула молния, и он точно был там, а потом прогремел гром. И когда сверкнула следующая молния, его уже нигде не было.

Орнольф поглядел в темноту, на то место, где раньше Торгрим сражался с бессонницей. Он подумал о том, что Торгрим мог превратиться в волка, и даже хотел спросить у Эгиля, не видел ли тот, как это происходило, но догадался, что если бы Эгиль подобное заметил, он ни за что бы не промолчал.

Осыпая тихими проклятиями всех, кого только мог вспомнить, Орнольф Неугомонный с трудом встал. Эгиль протянул ему шлем, и Орнольф надел железный конус на голову, в то время как Эгиль набрасывал плащ на его плечи.

— Ты очень предусмотрителен, Эгиль Ягненок, но за Торгримом присматривал плохо, — сказал Орнольф, зная, что на самом деле Эгиля не за что винить. Если Торгрим хотел уйти никем не замеченным, он уходил, и человеческий глаз не мог за ним уследить.

Орнольф обошел вокруг костра, направляясь к открытой местности, — там, в полутора милях к западу, ирландские воины разбили свой лагерь. В темноте, сквозь пелену дождя ничего не было видно, но Орнольф устремил взгляд в ту сторону и глубоко задумался.

«Он ушел за Харальдом…» Орнольф тяжело и протяжно вздохнул, жалея себя. Насколько все было проще, когда делами занимался Торгрим, а Орнольф разве что платил за все, занятый пирами, выпивкой и совокуплением. После того как забрали Харальда, Торгрим сохранял рассудок. Помогла ему эта маленькая ирландская фея, не иначе. Но теперь она пропала, и Харальд пропал, и корона пропала. Такого Торгрим вынести уже не мог и исчез сам, оставив Орнольфа командовать северянами.