Джон Биггинс - Под стягом Габсбургской империи

— А, должно быть, это оно, - сказал Зейферт. — По крайней мере, человеческое поселение.

Наконец мы дошли до свежевыкрашенного указателя возле дороги. Он был красно-бело-зелёным, с надписью «Шекерешфелегихаза» жирными чёрными буквами. Мы остановились, глядя на него с недоумением.

— Забавно, — произнес Зейферт, почесав голову, — мы явно не могли уйти так далеко. Так где же этот Нойградитц или Нови-Град, или как там его называют?

Несомненно, мы находились на краю какого-то поселения, поэтому решили войти в него и уточнить дорогу. Городишко, в котором мы оказались, по сравнению с Панчовой выглядел так же, как Аддис-Абеба по сравнению с Парижем. Мне кажется, что даже в Польше я никогда не видел ничего более запущенного - это была просто груда обветшалых лачуг, притворяющихся городом. Мы пробирались среди вонючих луж и мусорных куч по омерзительной трясине, зовущейся главной улицей. Единственными приличными сооружениями оказались полуразрушенная сербская православная церковь, двухэтажное здание (закрытое) - вероятно, административное, и пара «кафе», на самом деле - не более чем распивочных самого низкого пошиба. На одном из них, как я помню, имелась вывеска и на кириллице, и на латинице: кафе «Метрополь».

Под ней как раз шла драчка нескольких завсегдатаев, сербских крестьян с черными, пропитыми лицами, наскакивающих друг на друга с лопатами и вилами. Один уже валялся в грязи, ударом лопаты ему расшибли ухо и пол-лица. Потом драчуны увидели нас, и потасовка прекратилась. Несколько уличных зевак, большинство — явно идиоты или повредившиеся умом от выпивки и болезней, заметили наше появление в городе и теперь ковыляли к нам с угрожающим видом. Я почувствовал приближение беды.

— Зейферт, давай отсюда выбираться. Они хотят...

Зейферт внезапно рухнул - его сбило с ног нечто, что я поначалу принял за футбольный мяч, а на самом деле это оказалось полуразложившейся свиной головой, брошенной кем-то из толпы. Он поднялся, и мы припустили оттуда под градом камней и нечистот. У нас при себе имелись сабли, но я понимал, что любая попытка отразить атаку приведет к тому, что нас просто-напросто линчуют. Мы не имели представления о том, куда бежим, лишь бы подальше от преследователей. Вдруг мы очутились перед открытыми воротами. Мы инстинктивно нырнули в них и оказались у внушительного и довольно приличного дома, за ним находилась фабрика, чью дымовую трубу мы уже видели. Дверь была открыта, и мы метнулись туда, захлопнули ее за собой и остановились в прохладной прихожей, пытаясь отдышаться.

До сих пор я считал резиденцию наследника в Конопиште самым вульгарно и избыточно обставленным жилищем в мире. Но по сравнению с этим домом Конопиште был просто образцом аскетизма. Прихожую переполняли статуи, картины, шторы, рыцари в доспехах, позолота, кружева и парча, причем с полным отсутствием вкуса и настолько беспощадно плотно, что найти место, куда поставить ногу, и добраться до противоположного конца помещения было равносильно подвигу. Это зрелище вышибло из наших легких тот воздух, что еще остался после бегства от толпы. Но меня ждал гораздо больший сюрприз. Раздался собачий лай, и на мраморной лестнице появились два скалящихся и рычащих мастифа, готовых броситься в атаку. Мы замерли по стойке смирно, чтобы не дать им причин для нападения. Откуда-то сверху раздался женский голос:

— Кто там?

На верхней лестничной площадке показалась и сама женщина, и мы на некоторое время молча застыли, уставившись друг на друга. Это была пани Божена.

— Оттокар! Матерь божья! Святые угодники! Откуда ты здесь взялся?

— Божена... Прости, я объяснюсь... Только снаружи целая толпа...

— Бога ради, немедленно уходи! Скоро вернется муж. Он убьет нас обоих, если обнаружит тебя здесь!

Она сбежала вниз по лестнице и стала подталкивать нас к двери, потом услышала шум снаружи, поскольку толпа ввалилась во двор. Божена распахнула окно и прокричала по-сербски:

— Прочь отсюда, вшивые отбросы!

— Чтоб ты сдохла, польская шлюха!

— Убирайтесь, а не то...

Фраза осталась недосказанной, потому что снаружи прогремели выстрелы. Толпа мигом очистила двор, и появились девять или десять королевских венгерских жандармов, у некоторых еще дымились винтовки; другие осыпали наших преследователей ударами сабель плашмя. Меньше чем за минуту улица опустела, спокойствие было восстановлено. Божена вытолкала нас из дома и захлопнула дверь прямо перед носом. Мы тут же увидели молодого вахмистра венгерской жандармерии. Тот немного говорил по-немецки.

— Озверелые сербские скоты, — сказал он. — Здесь их нужно держать в ежовых рукавицах. Приношу свои извинения, господа, но боюсь, что чужаки получают в этом городе неласковый прием, в особенности если носят мундир.

— Вахмистр, — попросил я, — не будете ли так любезны объяснить, где мы находимся? Мы искали место под названием Нойградитц, или Нови-Град по-сербски, а оказались в Шекерешфелегихазе. Не могли бы вы указать нужное направление?

— Нет нужды, герр лейтенант, — засмеялся он. — Вы нашли то, что искали. Думаю, некоторые жители до сих пор называют его Нови-Градом на своем грубом местном диалекте. Но это королевство Венгрия, и власти в Будапеште собираются поднять в этом крае культурный уровень. Так что теперь город называется Шекерешфелегихаза.

Мы поблагодарили сержанта, и он велел двум солдатам сопроводить нас к кафе «Метрополь», чтобы пропустить по стаканчику, а потом обратно на корабль, к причалу. В кафе - выщербленной глинобитной хижине с земляным полом - я навел кое-какие справки у хмурого хозяина-еврея.

— О да, — сообщил он, — ваш брат-офицер в этих местах непопулярен, с тех пор как закрыли границу. Колбасная фабрика старого Грбича вверх по улице — единственное место работы в городе, и когда ее пришлось закрыть, всех просто выкинули вон. Да вы счастливчики, что смогли унести ноги, вот что я вам скажу.

— Грбич, говорите...?

— Да, Трифко Грбич. Он тут главный, — он понизил голос. — Самый скупой старый ублюдок, когда-либо живший на свете. Когда его фабрика работает, вонь стоит на весь город. Он просто разводил свиней, пока не придумал делать сосиски прямо здесь, а не в Будапеште. Потом сколотил состояние, построил большой дом вверх по улице и женился на польской актрисе. Неплохая штучка, но они вечно ссорятся, и она терпеть не может сербов и цыган. Большую часть времени она проводит в Вене или Будапеште, тратит его деньги, но когда возвращается, разговаривает только с мадьярами.

— А тут много мадьяр?

Он нашёл это ужасно смешным.

— Недостаточно, чтобы и курятник занять. Тут только чиновники, таможенники да жандармы. Но скажу я вам: эти свиньи выжимают из нас последние соки, а что насчёт их «Шекерешфелегихазы», так пусть подавятся. Даже дети в начальной школе теперь учат их ужасный язык, — он плюнул на пол. — Чтоб они все от сифилиса сгнили.