Шарлотта Лин - Мэри Роуз

— Мне все равно, — говорил он, да и ей тоже было безразлично. Она должна была дать детям жизнь, и если она намерена справиться с этим долгом, то есть только одно место, куда она могла пойти.

Фенелла хотела взять лишь самое необходимое, хотела уйти как можно скорее. Каждое прикосновение, каждый шаг в этом доме причиняли боль. Неужели она не замечала, насколько этот дом стал ее домом на протяжении трех последних лет, где из каждого угла на нее смотрели тревога и забота? Рядом с камином лежали щепки с яблони, которые принес Энтони, чтобы в комнате приятно пахло. Под окном стоял стульчик, который он сделал, чтобы Франческа могла стоять на нем и смотреть в окно, если в плохую погоду ее не выпускали на улицу. На стенке колыбельки он вырезал изображение корабля и имя их сына. Она недоверчиво провела по ним ладонью — настолько красивой казалась ей резьба.

— Я и не знала, что ты так умеешь.

— Да брось, у меня прямо руки чешутся, когда есть возможность поработать с деревом. — Лицо его приобрело выражение, которое Сильвестр называл «краснением внутри». — Я боялся, что получу за то, что порчу мебель своими рисунками. А ничего другого я рисовать не умею.

— А ты пробовал?

Он спрятал голову под руками.

— Отвечать обязательно, Фенхель?

Чтобы в доме было светлее, он сделал еще два окна и рассказал, что в каюте плотника на «Мэри Роуз» тоже делает окно, потому что плотникам нужен свет для работы.

— Разве это не опасно? — удивилась она. — Вырезать окно в корпусе корабля?

— Если я буду еще и болтать об этом, то у меня появятся неприятности из-за такого высокомерия.

— Не трусить перед лицом врага. Про твое высокомерие я знаю вот уже тридцать лет.

— Просто нужно сделать его правильно, — прошептал он ей на ухо и поцеловал. — Как с вашей церковью. Не просто делать дырки в старой, а строить окна для нового.

«Почему, почему, почему?» — ревело все у нее внутри, и женщина была вынуждена сесть на пол прямо посреди комнаты, не в силах совладать со жгучей болью в душе. Она считала его таким умным, таким зрелым и рассудительным, она думала, что он сделал то, что объяснял ей сэр Джеймс: переступил границу, потерял себя и снова обрел, заплатил за ошибку и сделал из нее выводы. «Мы потеряли Сильвестра, и цена была непомерно высока — почему эта высокая цена в итоге оказалась ненужной?»

Франческа, сидевшая за столом и поедавшая овсянку, вскочила со стула и подошла к ней. Вместо того чтобы обнять ее, она села рядом.

— Мой отец — дьявол? — спросила она.

— Нет, Франческа, конечно нет. Кто тебе такое сказал?

— Миссис Кэт из булочной.

Фенелла застонала. Все начиналось заново, и на этот раз зацепило детей.

— Миссис Кэт — просто глупая гусыня, — заявила она. — А твой отец не дьявол, а болен.

— Он скоро поправится? — спросила Франческа.

Фенелла обняла ее.

— Нет, милая, не думаю. Я думаю, он не поправится никогда.

— Тогда лучше бы он был дьяволом, — заявила Франческа. — Пусть будет дьяволом и вернется ко мне.

«Нужно уходить отсюда, — подумала Фенелла. — Пока я не сломалась, нужно перебираться в Саттон-холл».

Сильвестр потерял отца. Они будут держаться друг за друга, чтобы никто из них не рухнул в бездну.

В тот вечер, когда она загрузила повозку, чтобы утром уехать, Люк взбежал по дорожке к дому, разбрасывая во все стороны талый снег.

— Он возвращается домой! — ликовал он. — Они не смогли доказать его вину и отпустили!

— Минуточку, — перебила его Фенелла. — Подожди здесь. — Она отнесла в дом Франческу и маленького Сильвестра, велела служанке держать их у себя, как бы ни бесилась Франческа. Затем вернулась к Люку.

— Как это возможно? Он был в доке один с Робертом Маллахом. Маллах хотел отнять его корабль, и он столкнул его в док, как Ральфа Флетчера. Они схватили Энтони на дороге, когда он среди ночи пытался бежать в Лондон, что им еще нужно, чтобы доказать его вину?

Люк пожал плечами.

— Сейчас война, — произнес он. — Король хочет иметь свои галеасы. Да какая разница? Важно только, что он жив и возвращается домой.

— Люк, он убил человека! — прикрикнула она на него. — А тебя не для того воспитывали в Саттон-холле, чтобы ты считал, что это неважно.

— Маллах забрал «Мэри Роуз», несмотря на то, что еще не была произведена перетяжка палубы и не уменьшены надстройки.

— Это не повод убивать человека! — одернула она его. «Нужно уходить отсюда со всеми тремя, пока не вернулся Энтони, — сказала она себе. — Он уже заразил Люка и Франческу своими больными мыслями, он их отравляет!»

— Фенелла…

— Ничего не хочу об этом слышать! Завтра утром мы уезжаем в Саттон-холл, и я хочу, чтобы ты пошел с нами.

— Но ты не можешь заклеймить Энтони как убийцу! — в отчаянии воскликнул он.

— Он и есть убийца, — ответила она, стараясь совладать с дрожью в голосе. — Я не хочу, чтобы его казнили, в этом я готова признаться, но еще меньше я хочу, чтобы мои дети оставались в доме убийцы.

— Фенелла, — снова начал Люк, — если человек убивает на войне полководца, потому что он поджигает деревню, он разве убийца?

— Не знаю, чего ты добиваешься такими вопросами. Мне ясно, что Энтони чувствует себя обязанным защищаться, и какая-то часть меня даже его понимает. Но он не может ходить здесь и своей защитой убивать половину мира.

— Я не это имел в виду, — возразил Люк.

— А что же тогда?

— «Мэри Роуз» не остойчива, — вырвалось у него. — А через несколько недель на ней в море выйдут несколько сотен людей.

Фенелла задумалась. Если верить Люку, смысл в этом был, но теперь это не имело никакого значения. Энтони столкнул в док Роберта Маллаха, своего мучителя, мужа своей любовницы. «Так же, как Ральфа, — гулко стучало у нее в голове. — Так же, как своего брата Ральфа». А потом она увидела мужчину, стоявшего у подножия холма и державшего в поводу коня. Фенелла поняла, что нельзя надеяться на то, что он не услышал хоть что-то из их разговора, ну и прекрасно. Значит, не придется говорить все это снова.

На лице его она прочла слова, которые он сказал ей много лет назад по пути от канала: «Если ты перестанешь меня понимать, я перестану понимать сам себя». Нужно уходить отсюда. Как можно скорее, пока не стало слишком поздно.

Люк тоже увидел его.

— Я оставлю вас, — сказал он. — И прослежу, чтобы Франческа оставалась в доме.

— Нет нужды, — хриплым голосом произнес Энтони. — Если Фенелла того хочет, я уйду.

— Это твой дом, — пробормотала Фенелла, хотя мысль о том, чтобы провести ночь с ним под одной крышей, была невыносима.

— Нет, — заявил он. — Мой он ровно до тех пор, пока ты открываешь мне дверь.

Буря чувств едва не захлестнула ее.

— Энтони, — произнесла она, из последних сил собирая себя в кулак. — Я ухожу с детьми в Саттон-холл. Мы хотели уехать завтра утром. Ты можешь где-нибудь переночевать, пока мы не освободим дом?