Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

Сим и подобным сему образом говаривал и рассуждал я сам с собою не однажды. А как к тому присовокуплялась и примеченная мною в ней отменная привязанность к московской суетной светской жизни и совершенный недостаток в таких склонностях, какие хотелось мне иметь в своей будущей подруге, то все сие, а при всем том и самый недостаток приданого и удерживал меня не только от сватовства, но даже и от объявления ей любви своей. Но я скрывал, как сию, так и все подозрения мои в глубине моего сердца, и находился от того в мучительной нерешимости — что мне делать? И приступать ли к удовлетворению жестокой любви своей чрез сватовство и женитьбу на сей девушке, или отважиться последовать гласу мудрости и благоразумия и к мужественному преоборонию сей мучительной склонности, о которой самому мне было довольно сведомо, что она, по натуре своей, не могла быть долговременною и прочною; но всего скорее может и погаснуть и уничтожиться невозвратно.

В сих–то обстоятельствах находился я, когда дошло дело до помянутого празднества. Повод к оному подала сама старушка тетка моя: ибо как она не сомневалась почти, что я не премину вскоре за дочь ее начать свататься, то хотелось старушке сей видеть наперед дом мой и все мое житье бытье и оным заблаговременно полюбоваться. И потому, однажды заговорила она о том так, что я принужден был почти против хотения своего пригласить их всех к себе в дом, и просить князя и княгиню, чтоб и они удостоили меня своим посещением и у меня хоть бы однажды отобедали. И как сии охотно на то согласились, то по самому тому и были они у меня все в Дворянигове, — и не только обедали, но препроводили почти и весь день в гулянье по садам моим и не прежде от меня поехали, как уже перед вечером.

Каково сие угощение было, о том я не упоминаю. Оно имело натурально свои недостатки; да и можно ли чего совершенного ожидать от тогдашнего моего холостого состояния? Но то только знаю что поехали они от меня, как казалось, будучи очень довольными всем моим угощением, но что не так доволен был я сим посещением оных.

Повод к неудовольствию сему подала мне самая та, для которой наиболее и предпринимал я сие угощение, то есть, дочь помянутой старушки.

Желая угодить ей как гостье, всех прочих для меня интереснейшей, надрывал я все свои силы и возможности к тому, чтоб угостить их как можно лучше. Но к величайшему моему огорчению и неудовольствию, усмотрел я, что ей все мои старания и все и все в доме было как–то неугодно. И за столом она одна ничего почти не ела, и все кушанья казались одной ей только невкусными. А после обеда, когда ходили мы гулять по садам, ничто ей одной в них не нравилось; и когда я, взведя всю компанию на лучший хребет горы моей и самое то место, где стоит ныне у меня, так называемый, «храм удовольствия», показывал им прекрасное положение места, окружающее жилище мое, и пересказывал князю и княгине все намерения свои и все, что хотел я впредь тут строить и делать, то сколь много любовались они красотою местоположения и хвалили все, вместе с доброю и простодушною старушкою теткою моею, так мало, напротив того, все сие удостоивала дочь ее своего внимания! А что всего для меня неприятнее и поразительнее было, то, вместо желаемого мною одобрения, власно как бы с некаким презрением усмехалась она еще, смотря на француза, всему тому, что мною говорено и показываемо было. Сие растрогало меня до чрезвычайности и сделало всему любовному ослеплению и стремительству моему вдруг такую осадку, что я в тот же еще день, проводив их, с расстроенным уже и огорченным духом, решился наконец к предприятию того, чего они всего меньше ожидали, а именно, вместо ожидаемого старушкою сватовства, к мужественному преодолению всей любви своей к ее дочери и к оставлению о женитьбе своей на ней всех своих помышлений.

Признаюсь, что перелом сей был для меня труден и предприятие сие было хотя прямо героическое, но произведенное мною с желаемым успехом. Весьма много помогли мне притом и слова старика прикащика моего. С сим, как с разумнейшим из всех моих тогдашних слуг, случилось мне как–то в тот же еще день разговориться о сем деле.

Проводив гостей своих, вышел я в след за ними на ближнее мое поле, за прудами, посмотреть посеянной и всходившей тогда ржи. Старик сей шел в след за мною. И как мы с ним, начав обо ржи, разговорились и о гостях моих, то вздумалось мне полюбопытствовать и узнать: каких бы он мыслей был о помянутой девушке? — Но как удивился я, когда, на вопрос мой — какова она ему кажется? сказал он мне:

— «Хороша, сударь, и девушка изрядная; но матери–то не ее, а старшую за вас спроворить хочется».

— А почему ты это знаешь? спросил я, удивившись.

— «Как, сударь, не знать, отвечал он: слухом земля полнится: мы слышали от их же людей. И говорят, что она и спит и видит только то, чтоб ей быть за вами замужем. Да говорят, что она лучше и нравом и всем и всем меньшой сестры своей».

— Но мне–то она не такова на глаза, как меньшая; и ежели б жениться, так разве на сей последней: как ты думаешь?

— «Бог знает, сударь, сказал старик: состоит это в воле вашей. И жениться не устать, судырь; отдадут, может быть, и эту, ежели свататься станете и не захотите взять старшую… Но то–то беда, чтоб после, судырь, не тужить вам о том».

— Да почему ж бы так? спросил я: она так умна, так всем хороша, что я не желал бы истинно иметь лучшей жены. Признаюсь, что она мне очень и очень нравится.

— «Но то–то всего и опаснее, судырь. Мы это давно уже приметили и знаем, что она вам очень полюбилась. Но говорят, что любовь–то такая не очень прочна, а скоро проходит и потухает; а тогда–то и смотрите, чтоб и не стали вы тужить, что ни с чем взяли. А к тому ж и то еще неизвестно: станет ли она любить вас. Родилась она и выросла в Москве, и деревни почти в глаза не видала. А вы у нас люди деревенские: так, Бог ее знает, полюбится ли ей жить в деревне и будет ли она всем довольна, что вы имеете здесь? Смотрите, судырь: как бы не ошибиться… А по моему згаду, недурно бы, если б что–нибудь и за невестою было. А на сей, судырь, когда женитесь, то не только ничего не получите, но и сами еще потеряете: Калитина хотя и не зовите уже тогда своим, а должно будет оно помогать уже им во всем. Люди они, как сами знаете, совсем недостаточные».

Слова сии впечатлелись глубоко в мое сердце, и так, что я подумав несколько и сам с собою помыслив, сказал наконец: — Ну, чуть ли ты не правду, старик, говоришь. Но как же быть–то? И где ж взять другую–то невесту?

— «И, судырь, отвечал он, был бы только жених, а невесты уже будут! Спешить только не надобно. Да и какая нужда! Это не малина, и не опадет. Когда не одна, так другая, а не другая, так третья. Неужели–таки Бог так немилостив будет, что никакой себе не найдете лучше и выгоднее сей? Вот, о какой–таки твердит все Ивановна? И говорит еще, что будто сто душ за нею и что она одна только и есть дочь у матери».