Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова [т. 4]

Любезный пріятель! Такимъ образомъ 1785 годъ началъ я провождать, находясь въ Богородицкѣ и живучи въ мирѣ и тишинѣ и во всякомъ изобиліи. Одно только меня озабочивало, что жена моя была около сего времени не очень здорова. Со всѣмъ тѣмъ., мы достальные дни святокъ нашихъ провели довольно весело въ ежедневныхъ свиданіяхъ съ своими городскими друзьями и знакомцами. Но въ самый послѣдній день оныхъ перетревоженъ я былъ полученными изъ Козлова писмами. Писали ко мнѣ, что наше спорное межевое дѣло вошло въ находящуюся уже тамъ межевую контору и вскорѣ будетъ разсматриваемо, я что для самого сего надобно мнѣ необходимо поспѣшить туда своимъ пріѣздомъ.

Извѣстіе сіе озаботило меня чрезвычайно, и тѣмъ паче, что надлежало туда всячески поспѣшить, а путь былъ самой скверной, ибо зима у насъ въ семъ году была самая голая И снѣга. было чрезвычайно мало, а от осеннихъ дождей вся поверхность земли обледенѣла. Но какъ ѣзда была самая необходимая и не терпѣла ни малѣйшей отсрочки, то, не долго думая, на другой же день, собравшись на скорую руку, и пустился я въ сей путь, взявъ въ сотоварищество къ себѣ старика — нѣмца нашего переплетчика Ивана Андреевича Банніера, которому случилось тогда имѣть въ Козловѣ какую-то собственную нужду, а я тому и радъ былъ, что мнѣ съ нимъ не таково было скучно.

ѣзда сія была, по причинѣ дурноты дороги, для насъ крайне безпокойная. Мы ѣхали чрезъ Данковъ и Ранибурѣ, гдѣ пристали мы у знакомца и друга своего Ивана Христофоровича Добраса, бывшаго у насъ въ Богородицкѣ казначеемъ, а тутъ въ Ранибургѣ городничимъ. Сей любезный человѣкъ и его жена обрадовались мнѣ, какъ бы какому родному, и старались угостить меня всячески, и охотно хотѣли снабдить меня кибиткою на колесахъ, для продолженія пути моего, за неимѣніемъ тамъ совсѣмъ почти снега. Но, по счастію, въ самую ночь

сію выпалъ изрядный снѣжок, и намъ можно было продолжать свой путь въ своихъ прежнихъ повозкахъ, и столь хорошо, что мы въ тотъ же день, и довольно еще рано, доѣхали до Козлова.

Тутъ расположившись на пріисканной квартеркѣ, спѣшилъ какъ можно скорѣе повидаться съ родственникомъ нашимъ, двоюроднымъ братомъ жены моей, Николаемъ Александровичемъ Каверинымъ, ‘жившимъ по счастію тогда съ женою своею въ Козловѣ, по случаю, что былъ онъ уѣзднымъ судьею. Сей столько же былъ радъ моему пріѣзду, сколько я тому, что нашелъ въ немъ любезнаго и такова человѣка, который могъ мнѣ быть въ тогдашнемъ случаѣ, по знакомству его со всѣми городскими и межевыми, быть полезнымъ. Онъ съ превеликою охотою брался сдѣлать все, что только было ему можно. И дѣйствительно: пополнилъ тогда долгъ родства и дружества. Чрезъ его стараніе познакомился я съ межевымъ секретаремъ Дьяковымъ, у котораго наше дѣло было въ повытьѣ, и не только переговорилъ съ нимъ обо всемъ нужномъ, но и задобрилъ его подаркомъ. Но скоро открылось, что ѣзда моя была въ сей разъ въ Козловъ почти по-пустому, и до дѣла нашего далеко еще не доходила очередь; а по причинѣ переноса онаго Пашковымъ въ сенатскую межевую экспедицію, была еще относительно. до онаго великая остановка. А самое и сіе причиною тому было, что тогдашнее пребываніе мое въ Козловѣ было кратковременное и не продолжалось болѣе трое сутокъ.

Совсѣмъ тѣмъ и сіи три дни провелъ я тамъ не безъ дѣла, а по крайней мѣрѣ имѣлъ случай спознакомиться съ межевыми судьями, изъ коихъ главнымъ былъ тогда баронъ Дельвигъ, а другой г. Гневушевъ, и оба мнѣ незнакомые до того люди, а сверхъ того спознакомиться и со многими другими межевыми и свидѣться со стариннымъ моимъ знакомцемъ и пріятелемъ межевщикомъ Золотухинымъ, такъ и съ свойственникомъ нашимъ Яковомъ Кузьмичемъ Кузьминымъ. Словомъ: родственникъ мой г. Каверинъ замыкалъ меня, возя съ собою по всѣмъ его знакомымъ. Что-жъ касается до самого его, то я ласкою и угощеніями его меня былъ очень доволенъ, и радъ былъ, что нашелъ въ немъ друга и такого человѣка, на котораго дружбу и вспоможеніе могъ я и впредь полагать надежду. Но, увы! Судьба не допустила его оказать мнѣ дальнѣйшей услуги, лишивъ весьма рановременно жизни сего любезнаго и достойнаго человѣка, ибоонъ вскорѣ послѣ того занемогъ и умеръ.

Впрочемъ, относительно до сего пребыванія моего въ Козловѣ памятенъ мнѣ особливо одинъ случай, принудившій меня противъ хотѣнія пить такое питье, котораго и самый запахъ былъ для меня крайне противенъ, а именно аглицкое пиво, бывшее тогда въ великомъ еще у насъ употребленіи, и, что смѣшнѣе всего., приневоливалъ себя къ тому въ угожденіе пьянаго межеваго секретаря. Случилось же однажды какъ заѣхали мы къ нему съ Николаемъ Александровичемъ, онъ, будучи ему пріятелемъ и очень ему радъ, ну его поить тѣм-и-сѣмъ, и между прочимъ и симъ ненавистнымъ для меня напиткомъ, а вмѣстѣ съ симъ и меня всячески упрашивать, чтобы я сдѣлалъ ему одолженіе и выпилъ. Что было дѣлать, чтобы не разгнѣвить сего негодяя, до котораго могла мнѣ дойтить нужда, принужденъ былъ исполнить его хотѣніе и цѣлыхъ два стакана, проклиная его въ умѣ, выпить и перенесть оттого послѣ великую тошноту! Итакъ, сбылась тогда со мною пословица, что «нужда научитъ всякаго калачи ѣсть».

Такимъ образомъ, кончивъ все, чтобыло тогда можно сдѣлать, и распрощавшись съ Николаемъ Александровячемъ, которато я съ того времени болѣе уже: не видалъ, пустились мы съ Башнеромъ въ свой обратный путь, и на третій день возвратились опять въ свое мѣсто, въ Богородицкъ.

Тутъ, къ немалому огорченію своему, нашелъ я жену, слегшую даже въ постель, ибо прежняя ея болѣзнь нѣсколько еще увеличилась, а на другой день полупили мы извѣстіе, что другой и меньшой братъ Николая Александровича Каверина. Евграфъ Александровичъ, жившій съ женою своею неподалеку от насъ, за Епифанью, былъ также при смерти болѣнъ, что и принудило тещу мою тотчасъ къ нему отправиться, для навѣщенія. А черезъ нѣсколько дней послѣ того услышали мы и о его кончинѣ. И какъ онъ былъ къ намъ отмѣнно ласковъ, то и пожалѣли мы объ немъ чувствительно.

Между тѣмъ, отдохнувъ от своего путешествія и пользуясь свободнымъ зимнимъ временемъ, принялся я опять за обыкновенныя свои комнатныя упражненія. И достопамятно, что я около самаго сего времени основалъ и сдѣлалъ свою картинную книгу, и вмѣстѣ съ симъ трудился я надъ вклеиваніемъ въ нее всѣхъ имѣвшихся у меня разнаго рода большихъ и маленькихъ эстамповъ, и что мы съ женою занимались сею работою нѣсколько дней сряду и вклеили въ нее ровно цѣлую тысячу картинъ всякаго рода.