Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков Том 2

Злодей мой, как сатана, уже тут вертелся и домогался всячески, чтоб сие допрашивание было предпринято.

Видно было по всему, что надежда его на старичишку была бессомненна; однако, по счастию моему, а может быть Богу было так угодно, попался он сам в тот ров, который для меня ископал. Ибо не успели спросить о том понятых, как тотчас один из них, выступая, сказал, что он знает подлинно, что это настоящий Грибовский враг.

Я думаю, жесточайший громовой удар не устрашил бы так моих злодеев и не привел бы их в такое смятенье и замешательство, как сие, против всякого их чаяния, выговоренное слово. Они всего меньше сего ожидали. Напротив того, злодей мой, как самая сатана, кивал и махал своему старичишке, напоминая ему, чтоб он сказал по обещанию.

Но не чудное ли сплетение обстоятельств?.. Сей подкупленный им старичишка, по счастию моему, был глух и не слыхал, о чем тут речь идет и чего спрашивают, и потому ничего тогда не сказал; а тот, который мне в пользу сказал, случился быть такой, который в самом деле знал, что это Грибовский враг, потому что ему случилось однажды целую ночь проблудить в нем с одним волостным мужиком, о чем проведал я уже после.

Итак, нечаянное сие объявление произвело тотчас во всем собрании великую тревогу. Ехидна моя помертвела вся от злости со всем своим змеинским прибором. Они возопили все во множестве голосов, как сумасшедшие:

— Как это? Как?.. Почему ему знать? Борис Сергеевич! Борис Сергеевич! Что это такое? — и т.д.

Господин межевщик, будучи злодеем моим совсем обольщен и для бездельной корысти променивая своего брата дворянина на мужика, был всегдашним их покровителем.

Он находился тогда, как вышеупомянутое произошло, в небольшом от нас отдалении, ибо, оставив нас писать, что мы хотим, ушел от нас прочь, сел на роспуски {Дроги.} и играл с своею собакою. Но крик и вопль моих злодеев скоро достиг до его ушей, и при тогдашнем–то случае более всего и явно доказал уже он нам, сколь много держал он сторону волостных и какую поддую он имел душу.

Он не успел услышать, что один понятой называет Грибовским врагом, как, сломя голову, бросился к нам в кучу и заревел:

— Ба! ба! ба! Кто это называет? Кто? Чей такой и откуда? Становитесь все рядом, и сказывай всякий по порядку, знает ли или нет.

Я смотрел на все сие с крайним удивлением и не могу изобразить то изумление, каким поразил меня сей его поступок.

Вся кровь во мне воспылала от досады и негодования. Я того и смотрел и полагал уже почти за достоверное, что они собьют моего честного понятого, да и нельзя было инако и думать; ибо не только межевщик, но и приказчики со всеми своими подьячими кричали, и вопили, и приступали к понятому и хотели его, так сказать, без соли съесть.

Однако, по счастию моему, ничего они ему не сделали: мужик стал твердо в том, что это Грибовский враг и говорил, что он чрез него езжал и знает подлинно; а на него смотря, принужден был и подкупленный волостными старичишка молчать и неведением отговориться.

Итак, всеми неправдами и кое–как слова понятого записали, и я в не малом уже удовольствии шел далее оканчивать свой отвод, который и успели мы еще до захождения солнечного кончить.

И тогда межевщик был так бесстыден, что и после такого поступка поехал ночевать к Михаиле Матвеевичу, а я спешил домой, чтоб возблагодарить понятого за услугу, и отпустил его от себя довольным.

Сим образом кончилась тогда размежевка наша с волостными, и хотя они в обоих своих отводах спутались чрезвычайно и мне удалось порядочным образом все их показания оспорить и опровергнуть, но как все дело было еще сим далеко не кончено, а оставалось ожидать, как меня с ним посудят в межевой конторе, то не мог еще я ничего заключить о предбудущем.

Но паче, зная о своем великом примере и о том, что легко могла контора все мои доказательства и не уважить и, буде захочет, учинить все в пользу волостных, все еще опасался, чтоб не лишиться нам всей нашей примерной земли, и тем паче, что волостные в обоих местах почти точно такое число десятин у нас отвели своими спорными отводами, сколько было у нас излишних.

Но что воспоследовало, о том узнаете вы из последующего за сим впредь моего повествования в свое время. А между тем, как сие мое письмо уже слишком увеличилось и давно превзошло обыкновенные свои пределы и да все теперешнее тринадцатое собрание оных достигло до своей пропорции и величины, то, предоставив повествование о дальнейших происшествиях предбудущему времени, сие, с дозволения вашего, теперь кончу, сказав, что я есмь навсегда ваш, и прочая.

КОНЕЦ ТРИНАДЦАТОЙ ЧАСТИ.

Сочинена и писана прямо набело дней в 10 и более, в 1805 году.

1770

Сочинена 1807 года, начата ноября

ПРОДОЛЖЕНИЕ МЕЖЕВАНИЯ

ПИСЬМО 141–е

Любезный приятель! Описав в предследующих письмах начало нашего межеванья и всех происшествий, бывших при отмежевании дач и земель наших от Нарышкинской Соломенной волости, приступаю я теперь к описанию продолжения оного.

Оное далеко еще тем не кончилось, о чем упоминаемо было в моем последнем письме, но главнейшее дело было еще впереди, и до нашей собственной дачи межеванье еще и не доходило; а оно коснулось только еще до нас побочным образом, при случае обхода кругом всей помянутой волости, и как обход сей самым тем и кончился, то и следовало уже межевщику приниматься за нас и обходить наши земли, к чему он и располагал приступить, нимало не медля.

Спор, произведенный волостными, сколь ни был нагл и несправедлив и с какими погрешностьми с их стороны он сопряжен ни был, но наводил на меня великое сумнение и тревожил дух мой чрезвычайно.

Превеликий пример, имеющийся во всей нашей даче вообще, и великая опасность, могущая последовать от того для нас в случае, если окажется во всей волости недостаток, устрашал меня сильно и заставливал беспрестанно помышлять о том, нет ли какого еще способа от зла, угрожающего нам, избежать и спасти нашу примерную землю.

При многократных размышлениях о том другого средства я не находил, кроме того, чтоб испытать {В смысле попытаться, попробовать.} воспользоваться тем обстоятельством, что не во всех наших дачных землях и пустошах владельцы были одни и те же, но в иных было их больше, а в других меньше, а притом и владения имели они не во всех, в рассуждении пропорции, единоправное количество.

И как, по силе межевых узаконений, долженствовало все наши пустоши и деревенские дачи, по причине помянутого неравного числа владельцев, размежевать и обходить каждую особо, а не соединить их всех в одну дачу и округу, то и помышлял я в то время, когда станут обходить из наших дач и пустошей каждую порознь, сим случаем воспользоваться.