Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Но не одно сне было у меня дело, а нужно еще было привесть в лучшее состояние и весь развалившийся почти скотской двор; и как для поправления оного положили мы с князем употребить скотской двор, находившийся в селе Спасском, то для измерения и описания оного нужно мне было съездить и туда, а кстати разбирал я множество между тамошними беспокойными крестьянами дрязгов.

На возвратном пути из сего села, мимоездом, заезжал я к живущим почти на самом пути двум тамошним коломенским помещикам: господину Исакову, Семену Ивановичу и господину Игнатьеву, Борису Андреяновичу, с которыми хотелось мне, как с соседями, познакомиться, и был принят ими со всевозможным уважением и ласкою; а к Успеньеву дню приехали к нам наши дворяниновские соседки — Анна Николаевна с своею матерью в гости.

Сим образом начал я входить во все тамошнее хозяйство и управление волости, и мало–помалу обживаться. Сперва, но непривычке управлять толь многим народом, было мне несколько дико и хлопотливо, но к чему не можно привыкнуть, а привычка все облегчить может.

Но как письмо мое достигло пределов, то окончу я оное и остановясь на сем месте скажу, что я есмь ваш и прочее.

(Января 2 дня 1809 года, в Дворянинове).

Письмо 176–е.

Любезный приятель! Продолжая историю жительства моего в Киясовке, скажу, что Успеньев день провели мы в сообществе с дворяниновскими нашими гостями довольно весело, в особливости же доставляли нам великое удовольствие тамошние леса и рощи, в которые мы ездили после обеда гулять, и в коих было множество приятных мест и молодых засевших очень часто березовых рощиц. Побудили нас к езде и прогулке сей наиболее грибы, которых, как сказывали нам, в лесах, а особливо в сих рощицах было довольно. Мы и действительно нашли их такое великое множество, какого я нигде и никогда во всю жизнь мою не видывал: такой гриб на грибе и одни другого лучше, здоровее и моложе. Словом, их так было удивительно много, что легши в такой рощице на землю, можно было, не сдвигаяся с места, а доставая только рукою, набирать их по целой почти шляпе. Все сие необыкновенное множество оных, а притом и случившаяся тогда теплая, тихая и приятная погода доставила всем нам, а особливо детям, которых было тогда у нас целая компания, удовольствие неописанное и которое мы очень долго помнили и помним даже до сего времени.

Не успели мы гостей своих на утрие проводить, как новая неожидаемость и произшествие особого рода и почти смешное привело нас в превеликое смущение и беспокойство духа. Как ни беспокойно и ни тесно было нам жить в верхнем этаже своего огромного дома, но до сего времени обжившись, все жили мы довольно спокойно и хорошо. Но в сей день завернувшаяся стужа и ветреная погода начала нас беспокоить и заставливала думать, отчего бы во всех комнатах и в окны и сквозь бумажные обои так везде несло, что отдувались даже обои от стен. «Господи! говорил я, сему удивляясь, отчего бы это так было?» Но вообразите себе, как я удивился, когда, попробовав в одном месте отнять обои, увидел, что весь наш верхний деревянный этаж и все комнаты в оном были совершенно не мшоные, а срубленные только так довольно хорошо и плотно из обрушенных бревен.

«Ах, Боже мой! воскликнул я, что это? и как же ветру не нести!» и спешил сообщить о том своим хозяйкам. Сии в прах тем перетревожились, и проклиная строителя твердили только: «Ах, как же нам быть, и как можно будет здесь жить, как настанет осень и самые камины нас здесь согреть еще будут не в состоянии, надворья не натопишь!…» — «Ну! что ж, сказал я, так приниматься за нижние и переходить туда; как быть, хоть там и теснее будет здешнего, но что делать, как–нибудь принуждено уже будет помещаться; по крайней мере там везде и во всех покоях есть печи». — «Ох! сказали они мне на сие, да как это нам можно будет там в таких беспутных и беспорядочных комнатах поместиться? Мы сколько раз ни начинали о том думать, но и ума не приложим». Потом, подумав–подумав, продолжали: «Но нечего делать, здесь не проживешь, стужа и ветры выгонят нас скоро и не худоб, если б вы заблаговременно осмотрели там печи и велели прочистить трубы и исправить в них все что нужно». — «Хорошо, сказал я, сего же часа пойду туда», и послал за печником, который был у нас свой, из тамошних дворовых людей.

Печник тотчас и явился ко мне, расхаживавшему там по нижним покоям и осматривающему и замечающему в них: все, что требовало заблаговременного поправления. — «Друг мой! сказал я его завидев: как бы нам с тобою поосмотреть хорошенько все здесь печи, нет ли в них чего худого и нужного к поправлению, да и трубы–то попрочистить бы!» — «Какие трубы?» спросил он. — «Да вот от этих печей, сказал я: небось галки наносили в них и Бог знает сколько сору». Печник смотрел только мне в глаза, и наконец усмехнувшись, сказал: — «Да их, сударь, нет ни у одной печи». — «Как так? а это что ж?» сказал я, указывая ему на трубы вверху печей. — «Да это только их началы, а там все они заглушены и закладены, и печей этих топить не можно». — Что ты это говоришь? воскликнул я, поразившись неизъяснимым удивлением: неправду ли? да как же это, и на что ж такое они заглушены? Да нельзя ли, брат, как–нибудь опять их поправить и сделать, чтоб топить их можно было?» — «Нельзя, сударь, отвечал он, и никак этого нельзя сделать». — «Да почему ж нельзя?» — «Потому, сударь, что труб–то вовсе нет и они все по самые потолоки сломаны.» — «Господи! воскликнул я, удивляясь час от часу более: да умилосердись, братец, скажи ж ты мне, почему же и на что же это они сломаны?»

— «А вот, сударь, я расскажу вам все дело… Покуда покойной наш боярин, Федор Васильевич, изволил здесь живать зимы, так трубы у них и были и они топливались, но тогда не было на доме еще верхнего деревянного жилья; но как перестал съезжать сюда по зимам, то вздумалось ему построить на нем верхние комнаты деревянные, и расположить их для своего летнего кой–когда здесь пребывания. А тогда–то сломаны были все эти трубы, и как возобновить их было не можно потому, что тамошним верхним комнатам изволил он сделать совсем уж другое расположение, то трубы эти приходились посреди комнат, то и приказал он их всех заглушить и совсем уничтожить».

— «Тю! тю! тю! тю! возопил я, схватив себя за бороду сие услышав: хороши же мы!.. Да как же это нам быть–то? и где ж нам зимовать–то?» — «Уж я право того не знаю», отвечал печник и замолчал, а я, поразившись неописанным смущением, не знал что и думать. Тысячи разных мыслей полезли мне тогда в голову, я и не знал к какой из них прилепиться и спешил бежать вверх сообщать хозяйкам своим эту неприятную новость. «Ах, батюшки мои! твердил только я, восходя к ним по лестнице: да как же это нам быть–то? Ах, проклятые, никто–то не промолвил нам о том ни одним словом, а самим нам и не вдогад всего этого; теперь вижу я уже и сам это! Ну, обрадую же я сим моих боярынь».