Андрей Болотов - Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков  Т. 3

Сие побудило меня тотчас послать за Верещагиным, дабы вместе с ним к князю туда съездить, ибо хотя нам и не было сие предписано, но мы рассудили за блого оказать ему сию вежливость и по долгу своему отрапортовать ему о благосостоянии наших волостей.

Мы отправились туда на Фролов день, и езда сия сделалась в особливости достопамятна мне тем, что князь принял меня там опять не только весьма сухо, но и с несносною спесью и неуважением. Мы нашли там господина Стрекалова и Темешова, вертящегося пред ним как беса, и дающего шутить князю над собою, как над дурачком некаким, и многих других ветрогонов, льстецов и прихлебателей, старающихся подбиться к нему в любовь и милость по таковой же склонности ко псовой охоте, какою заражен был он сам даже до безумия, и мы нашли тут целую толпу оных. Ибо не успели они узнать, что сей боярин собирался тогда к нам в волости ехать тешиться псовою охотою, как со всех сторон и повалили к нему толпами и слетались как комары и мухи. И как он всех их ласкал и всякой негодяй мнил иметь право, по правилам охотничьим, обходиться с ним просто, вольно и запанибрата, то и составилась из того изрядная компания, занимающаяся с ним в самое то время, как мы вошли, велемудрыми своими о собаках разговорами.

Один только я замешался тогда между ими не только не охотник, но и ненавидящий проклятую страсть сию всею душею и сердцем и презирающий оную. В рассуждении князя я хотя и наперед уже ожидал, что примет он меня при сей многочисленной толпе не очень приятно, ибо знал его характер, что он при людях наиболее и старался всем оказывать свою власть и могущество, и свое высокомерие; однако никак не ожидал того, что воспоследовало действительно. Он не только принял меня очень холодно и без малейшего уважения и не хотел даже внимать донесениям моим, и вместо всех расспрашиваний о волостях, ни с другого слова спрашивал меня, есть ли зайцы и много ли их? Я удивился таковой встречи и толь чудному, вместо дела, вопрошанию, и отвечал ему, что зайцы есть — в том не сомневаюсь; а много ли их, о том, будучи не охотником, сказать в точности не могу. — «Да у тебя, сказывают, они все вытравлены!» подхватил он. — Не думаю, сказал я, этому быть не можно. Никто по волостям не ездил и никого не впускали. — «Да то–то, правда ли это? ты, небось, пишешь все стишки, а того не ведаешь, что ездят. А я именно приказывал тебе, чтоб никого не впускали». — Никто и не ездил; а по крайней мере от меня накрепко приказано было никого не впускать. — «То–то, сударь, приказано! Да приказания исполняются ли? Изволь–ка ехать назад и разошли унтер–офицеров, капралов и солдат по всем деревням, чтоб берегли к приезду моему зайцев и никому не давали их травить!» — Хорошо! сказал я, и закусив себе губы от досады и негодования на таковой прием, пошел вон, внутренно смеючись всему происходившему и такому ревностному и премудрому повелению.

Не успел я выттить в намерении велеть подавать опять лошадей, чтоб ехать куда–нибудь к мужику ночевать, как, видно усовестясь, что он поступил со мною так грубо или, может быть, по совету господина Стрекалова, выслал князь тотчас человека и велел меня опять позвать к себе. «Да куда же ты? сказал он мне при входе и снисходительнее уже против прежнего. Неужели теперь хочешь ехать? видишь уже вечер! Ночуй, сударь, здесь и погости у нас! Еще успеешь приказать. Я не прежде к вам буду, как разве чрез месяц». — Хорошо! сказал я, и остался, и не только тут ночевал, но и весь последующий день по приказанию его пробыл. И в сие время обходился он со мною гораздо уже благосклоннее, а особливо потому, что господин Стрекалов меня очень уважал и обходился со мною, как доброй приятель; расспрашивал меня кое о чем о волостях, рекомендовал своей молодой княгине и наконец отпустил, подтвердив опять приказание свое о зайцах, и сказав, чтоб я опять перед тем временем, как ему к нам ехать, побывал у него.

Едучи с господином Верещагиным назад, не могли мы довольно всему происходившему и поступкам князя надивиться, и говорили, уже нет ли от кого каких на нас намуток и клеветы? и г. Верещагин, будучи в таких случаях прозорливее меня, подозревал более всех в том Темешова; но мне не хотелось тому никак верить, ибо я считал сего, издавна мне знакомого человека, по его всегдашнему и ласковому обращению со мною, хорошим себе приятелем. Впрочем, всего досаднее мне было то, что князь опять попрекал меня писанием стишков. «Что это за стишки ему попались? думал я, и не происходит ли и сия нелепица отчего–нибудь нам неизвестного?»

Но, как бы то ни было, но я, возвратясь в Богородицк, принужден был разослать действительно всех своих солдат и капралов во все места по деревням с наикрепчайшим подтверждением о бережении зайцев и невпускании никого в волостных дачах ездить с собаками. И все удивлялись и не понимали, почему была такая строгость, ибо всем известно было, что я без того никто действительно не ездил, и крестьяне, которым давно было приказано, никого не впускали.

Учинив сии распоряжения, радовался я по крайней мере, что мы будем иметь целый месяц еще спокойствие прежнее, и принялся было с спокойным духом за прежние свои упражнения. Но не успело трех дней пройтить, как получил я от поехавшего к Стрекалову г. Верещагина письмо, повергнувшее меня в новое изумление. Он уведомлял меня, что князю угодно, чтоб во время будущего его у нас пребывания были бы у нас наши театральные представления, и чтоб я предварительно сделал к тому нужные приуготовления. Таковое неожидаемое совсем известие и изумило, и удивило меня. Не понимал я, по какому случаю вздумалось князю сего от меля требовать, и почему он узнал о нашем театре, которым утешать его всего менее у меня на уме было; ибо последним своим поступком так он меня и смутил, и огорчил, что я помышлял уже театр свой и расковеркать совсем, дабы князь и не узнал об нем и я не мог бы и за него нажить от него себе каких попреков. И потому долго не соглашался я сам с собою в мыслях, исполнить ли сие княжее требование или дело сие под каким–нибудь благовидным предлогом отклонить от себя. Наконец, советы друзей и знакомцев моих, утверждающих, что князь верно хочет сим позабавить молодую свою жену, и мысли, чтоб неудовлетворением его в сем случае желания не навлечь на себя еще более его гнева и неудовольствия, убедили меня приступить к исполнению сего.

Итак, созвав детей, просил я их, чтоб протвердили они вновь все наши прежние пьесы, равно как доучивали скорее вновь твердимую ими комедию «Рогоносец в воображении». А и сам положил прибавить к театру своему некоторые новые украшения для умножения разнообразности наших декораций, дабы они монотониею своею не могли скоро будущим гостям нашим прискучить, а в каждый бы раз была в декорациях какая–нибудь перемена. Совсем тем, чтоб самому мне брать в представлениях соучастие, о том никак не хотел я мыслить.