Александр Дюма - Приключения Джона Девиса. Капитан Поль (сборник)

Нам надо было проехать весь город, чтобы добраться до мечети султана Ахмеда, стоящей на южном краю знаменитого в византийских летописях ипподрома, который турки называют Атмейданом. Султан с главными сановниками вошел в мечеть. Нам, как неверным, нельзя было входить туда, и потому Махмуд, чтобы сделать для нас это запрещение менее чувствительным, с истинно восточной учтивостью оставил три четверти своей свиты вместе с нами у обелиска Феодосию.

Пробыв в мечети с полчаса, султан снова сел на коня и поехал смотреть на игру в джерид [7]; место для этого турнира – любимой забавы турок и египтян – было выбрано в Пресных Водах.

Мы пустились в путь, миновали Константинов дворец и ехали по берегу до места, где устроены земляные уступы в виде амфитеатра. Посередине, между рядами уступов, была платформа, назначенная для султана и двора его, а в противоположном конце поприща – купа деревьев, под которыми теснились зрители, не имевшие права на почетные места. Как только султан занял свое место, уступы наполнились народом: с одной стороны сидели женщины, с другой мужчины. Мы, европейцы, имеем такие ложные понятия о Востоке, что я чрезвычайно удивился, увидев на публичном празднестве женщин знатнейших фамилий. Правда, они сидели отдельно от мужчин, и притом в покрывалах, но все-таки это доказывало, что они свободнее древних гречанок, которым вовсе не позволялось присутствовать на играх или в гимназиях. Дело в том, что турецкие женщины живут совсем не в таком рабстве, как мы воображаем, за исключением султанских жен, за которыми строго присматривают. Прочие женщины ходят друг к другу в гости, в бани, по лавкам, бывают на гуляньях, принимают у себя врачей, даже некоторых близко знакомых мужчин.

В Европе женщины своими нарядами служат украшением всякому собранию, а здесь совершенно напротив – нарядом отличаются мужчины.

Как только султан занял свое место, стражи, стоявшие по четырем углам поприща, расступились, и оттуда явилась толпа молодых людей. Они скакали так быстро и в таком беспорядке, что ничего нельзя было различить в этом вихре, образовавшем густое ослепительное облако алых седел, золотых шпор, блестящих ятаганов, серебряных нагрудников и рубиновых султанов. Игра началась простыми упражнениями конников. При каждой смене фигур смесь цветов и форм становилась более и более блестящей, группы свивались вензелями, раскидывались цветами, разбрасывались разноцветным ковром. Потом каждый старался выказать свою ловкость, попадая в соперника джеридом или уворачиваясь от его ударов. Тогда пошли в дело трости с железными крючками. Всадники на всем скаку с удивительной ловкостью поднимали ими свои джериды, но другие, пренебрегая этим средством, спускались почти под самое брюхо лошади и поднимали джерид рукой.

Эта дивная борьба продолжалась часа два, ни у одного из всадников не было ни лат, ни шлема с наличником, между тем ни один из них не был ранен, что, однако же, не всегда случается. Наконец ужасная музыка, которой подан был сигнал к началу битвы, раздалась в знак ее окончания. В ту же минуту джериды перестали летать и были прицеплены к седлам, всадники ускакали, поприще опустело.

За всадниками явились канатоходцы, странствующие паяцы, фокусники и ученые медведи. Все эти паяцы начали показывать свое искусство: одни плясали, другие разыгрывали фарсы, третьи делали фокусы-покусы, так что каждый зритель мог выбрать зрелище по своему вкусу или рассеянными взорами окидывать все это странное и разнообразное зрелище. Что касается меня, то, к стыду своему, признаюсь, я был одного мнения с лордом Эссексом из «Кенильворта» [8], который, как читатели, конечно, помнят, предпочитал медведя Шекспиру, и я совершенно предался созерцанию милого четвероногого. Впрочем, надо сказать, что мое внимание разделял с медведем и его укротитель, важный турок, который смеялся не больше своего зверя. К тому же было видно, что он весь, от шелковой кисти своей шапочки до загнутых кончиков туфель, был проникнут честью, которой удостоился. Каждый раз, когда султан изъявлял свое удовольствие, он, в полном убеждении, что это относится к нему и его медведю, останавливался, кланялся, заставлял кланяться медведя, а потом начинал снова. К моему сожалению, это занимательное зрелище было вскоре прервано. Султан встал, чтобы ехать в Сераль обедать. Все сразу же встали в одну минуту: паяцы, фокусники, народ, визири и медведи, все разошлось, исчезло. Наши тоже отправились в Сераль, а я, отдав лошадь слуге, пошел к берегу, сел в лодку и отправился в Галату, там, с помощью нескольких слов французского наречия, которые я уже выучил, и адреса, который дал мне Моисей, я скоро отыскал его лавку.

Еврей не ждал меня так рано: он звал в семь, а тогда было еще только пять часов. Я рассказал ему, в чем дело, и попросил дать мне чего-нибудь поесть. Моисей был человек бесценный: он умел все, ему были под силу любые ремесла. Он сразу же принес мне самый лучший обед, какой только можно сыскать в Константинополе, то есть вареного цыпленка, рис с шафраном и пирожное, потом подал душистый кальян с превосходным табаком.

Я возлежал на диване, как вдруг вошел Моисей и за ним женщина, закутанная в плащ и покрывало. Он сразу же запер за собой дверь. Воображая себе, что это моя богиня, которая решилась предстать предо мной в виде простой смертной, я вскочил с дивана и начал раскланиваться, но Моисей остановил меня.

– Не стоит тратить времени, – сказал он.

– Да я и не намерен.

– Вы ошибаетесь. Это не госпожа, а служанка.

– Ага! – сказал я с сожалением.

– Послушайте меня, – сказал Моисей, – оставьте это, пока еще можно, вы пускаетесь на дело, опасное везде, а в Константинополе и подавно. Мне заплатили, чтобы предложить вам свидание, я и предложил, но ни за что на свете не приму на себя ответственности за то, что может с вами случиться.

Я вынул кошелек и, высыпав на руку половину того, что в нем было, подал Моисею.

– Вот, – сказал я, – несколько цехинов в знак признательности за то, что ты исполнил это поручение, и в доказательство, что я отступаться не намерен.

– Так и быть, – сказал Моисей, отвязывая покрывало и верхнее платье женщины, которая почтительно стояла у дверей, не понимая того, что мы говорили, – наряжайтесь, и дай бог вам выпутаться из беды, в которую сами лезете.

Признаюсь, что я немножко поколебался, увидев, что надо закутаться в это платье, в котором мне, как мумии, невозможно будет действовать руками. Но я зашел уже слишком далеко, отступить было бы стыдно, и я очертя голову продолжал свое опасное предприятие.

– Научи же, что мне теперь делать? – сказал я.

– Ступайте за невольником, который поведет вас, а главное, молчите. Одно слово – и вы погибли.