Борис Климычев - Сибирский кавалер [сборник]

Здесь дышалось легко, свистели птицы. Григорий оглянулся назад: над Балабайкиным озером бушевало море пламени.

Григорию доводилось уже читать о колдовских пещерах с горючим газом. Но такие пещеры, по описанию, находились где-то в арабских землях.

Князец Изегельдей кое-как добрался до одного из своих городков возле реки Тумки. Рука, обожженная огнем урусской боевой палки, болела, воины устали. Русских надо было ждать в крепостце. На Тумке с двух сторон по берегам были прорыты подземные ходы. Старая уловка! Охотник-воин мог из обласка по подземному ходу пробраться в кусты на берегу, где его было бы не видно, и — наоборот, мог скрыться от врага в кустах, а через минуту оказаться в своем обласке на реке.

Через Тумку в нескольких местах были протянуты веревки, к которым привязывались старые железяки, дабы наделали шума, когда кто-либо наткнется на такую веревку.

Подобные сигнальные веревки были натянуты и на суше, в лесах, в кустарниках, и среди болот. К нам не подплывешь, не подъедешь!

И еще воины Изегельдея внимательно следили за гнездившимися у озер и проток куликами. Сороки и вороны тоже могут предупредить об опасности.

Тюки с пушниной князя Осипа были попрятаны не в городке, а в лесу, в самых неожиданных местах. А лучше всего Изегельдей спрятал письмо, которое князь Осип адресовал белому царю. Письмо Изегельдей отдал своей женке, красавице Нафисе, и велел держать в штанах, туда не полезут.

Когда маленький отряд Плещеева приблизился к изегельдейкину городку, Бадубайка засомневался:

— Не подойти. Изегельдей знает всю воинскую хитрость, он знается с шайтанами, лучше нам повернуть назад.

Григорий задумчиво глядел, как по реке Тумке, коричневой, как китайский чай, плывут валежины, сцепляясь корнями.

— Подплывем на валежинах, укроемся ветками, — сказал он.

— Я не умей плафать, на меня тайшолый лат, — тотчас возразил Томас.

— Сам буду тебя держать, хоть тоже плаваю как топор, — сказал Григорий. — Кому поживется, у того и петух несется.

Скрепили несколько валежин, наломали веток, легли на валежины, укрылись ветками. Плот медленно пошел по течению, к Изегельдейкину городку. Задели веревку, лесные воины всполошились, но не сразу разглядели, что на валежинах плывут люди. А потом было поздно, плоты подошли на расстояние, с которого можно было бить из пищалей.

После первого же залпа защитники городка взвыли, спеша укрыться за стенами.

— Лихо не лежит тихо! — вскричал Григорий и помчался по кочкам к стене, слыша, как возле одного и другого уха свистнули стрелы.

Лесные лестницу убрать на стену не успели, Григорий вцепился в нее, полез. Оттолкнули лестницу, но он успел ухватиться за край стены.

Кафтан на нем порвали, рубанули по груди топором, но спас его массивный серебряный крест. Григорий рубанул по топору саблей, она сломалась. Отбросил бесполезный обломок, выдернул из загородки стяжок, размахнулся — сразу двоих сбил.

В это время со стены ударила пищаль Томаса. С визгом соскочила со стены внутрь городка Дашутка, волосы ее были распущены, глаза вытаращены, когда у нее выбили из рук пищаль, она впилась в руку одного из воинов зубами.

Григорий был весь в поту и крови. Не думал о ранах, о смерти, но жил азартом битвы, подобрав чей-то топор, принялся рубить всех, кого мог догнать. Изегельдейкины людишки кинулись бежать. В этот момент со стороны стены опасливо глянул Бадубайка.

— Мы хорошо сражались, да? — сказал он Григорию.

— Благодаря Христа — борода не пуста, три волоска, а все растопорщились. Но я тебя, Бадубай, в битве не заметил.

— Разглядишь ли всех в такой толчее?

— Либо невод худ, либо рыбы нету тут, — Григорий погрозил пальцем, — медведь еще в лесу, а шкура его продана? Беги, Бадубай, да вяжи Изегельдея, спрашивать будем.

Бадубайка неохотно отправился на поляну к шатру. Сунул туда голову и тотчас с воплем отпрянул:

— Ай! Глаза лишился!

Оказалось, что в шатре была одна лишь жена Изегельдея — Нафиса, она и ткнула головешкой в лицо Бадубаю.

Григорий посмеялся:

— Женка повергла витязя!

Отмахнул палицей полу шатра, Нафиса и в него запустила головней, но он отбил ее палицей. Вскочил внутрь, поймал женщину за запястье, на руках Нафисы брякали большие серебряные с чернением браслеты.

Произошла некоторая неравная борьба. Заглянувшему в шатер Бадубаю, Григорий сказал:

— Сгинь, второго глаза лишишься…

Через минуту шутливой борьбы с Нафисой на пыльных кошмах Григорий сказал;

— Я знал, что тут всегда можно найти интересное, но не догадывался, что найду еще и письмо князя Осипа к царю. Ну и плутовка!

— Шайтан! — воскликнула Нафиса, небольно ударяя Григория по щеке маленькой ладошкой. Она не поняла слов, но поняла интонацию. И ответила по-своему:

— Кажется, тебе интересно не только письмо.

— К женке, как и к необъезженной лошадке, надо подходить с умом! — сказал Григорий Бадубаю, покинув шатер.

Через какое-то время в городке послышался великий шум. Григорий выглянул из шатра и увидел, что Томас, Апса и Бадубайка ведут за руки избитого, окровавленного Изегельдея.

— Его же людишки сами его поколотили, — сказал Бадубайка, — обиделись, что слишком много он воинов погубил. И тюки наши там видали, их теперь Тогурма стережет.

— Пустите вы его, куда он денется? — сказал Григорий. — У него и так рука болит, сам себя покалечил. Да еще Илья Микитич за измену ему пропишет ижицу. Рука подживет, так задницу кнутом в кровь обдерут, заречется на всю жизнь воевать…

Только Изегельдея отпустили, он с диким воплем кинулся к стене, подпрыгнул, подтянулся на руках и, спрыгнув на другую сторону стены, бросился бежать по тайге.

— На коней! — крикнул Плещеев. Бадубайка и Апса вскочили на коней, стукнули пятками им в бока и вылетели в ворота.

Изегельдей визжал и мчался по кустам и кочкам, не разбирая дороги, изрыгая между визгом самые злые проклятия, какие только знал. Казалось, его и на конях не догнать.

Вдруг беглец схватился за живот и упал, перевернувшись раза два. Подскакали Бадубайка и Апса. Из спины Изегельдея торчал наконечник пронзившей его насквозь стрелы.

— На свой же самострел наткнулся, — со знанием дела сказал Апса, — насторожили самострелы на всех тропах вокруг городка, оборону держали.

Обидно от своей стрелы умереть. Поволокли Изегельдея, чтобы показать Григорию.

— Жаль, — сказал Плещеев, — князь был смелый, хитрый и воин изрядный. Ну да кузнец кует, дует, сам не знает — что будет.

Быстро обшарили городок. Добыча была невелика: несколько связок мехов да короб вяленой рыбы. Сети, корнекопалки и прочий хлам — не взяли.

В качестве военной добычи Григорий взял низкорослых и тощих лошадок, несколько пленников, среди которых была Нафиса, на которую косилась Дашутка.