Владимир Прасолов - Золото Удерея

— Не замай…

— Куда прешь, орясина, не вишь, кто перед тобой стоит!

Фрол только теперь увидел, что это были чужаки. Но это лишь на мгновение остановило его. Откинув рукой трость, он сделал шаг и тут увидел направленный ему в лицо ствол.

— Стоять, аль жизнь не дорога?! — уже с тревогой в голосе, но твердо сказал тот, кто остановил его тростью.

— Ты Фрол Игнатьев будешь? — тут же спросил второй.

Фрол остановился. Но не страх остановил его. Любопытство. Он уже рассматривал у себя в руке пистоль, который мгновенно выхватил у чужака. Опешившие от столь мгновенного действия деревенского увальня, каким со стороны казался Фрол, и не зная, что он сейчас предпримет, они попятились прямо в воду. Оружие-то неописуемым для них образом оказалось уже в его руках. Хотя опасаться им было нечего. Фрол просто рассматривал оружие, как малое дитя красивую игрушку. Оторвав взгляд от пистоля, Фрол ответил несколько запоздало, с точки зрения сотника Пахтина:

— Я буду. А чего на мою лодку стали? Не твое, не заступь!

— Извиняй, Фрол, — нашелся стоявший рядом с сотником Яков Спиринский.

— Нам так и сказали, у лодки твоей тебя ожидать, дело к тебе имеем. Ты уж это, не серчай, пистоль-то верни.

— А вы кто будете? — поигрывая пистолем в руке, спросил Фрол.

Куда деваться. Пришлось Спиринскому и Пахтину назваться. Кивнув, Фрол спокойно продолжил:

— Чего в воду-то сиганули, выходьте. Красиво сделано, ствол только короток, убойной силы мало, да попасть, верно, не просто.

— То, Фрол, для короткого боя, — наконец придя в себя, пояснил, выходя из воды, Пахтин. — Ловок ты, однако, молодец, — принимая из рук Фрола пистоль, с искренним чувством проговорил сотник.

— Не след без причины оружием махать, — просто ответил Фрол.

Наступила тягостная тишина.

Яков посмотрел на сотника, тот на Якова. В глазах обоих был вопрос: долго ли они будут терпеть от этого мужика? Были они по колени мокры, в сапогах обоих хлюпала жижа — в таком виде, с подмоченной репутацией, как-то само собой унялось желание, выпятив грудь, доказывать на пустом берегу этому мужику свое превосходство, да и было ли оно в данный момент… Оба расхохотались, хлопая себя по мокрым коленям и приседая от смеха.

— Вот так-то оно лучше, — одобрительно поглядел на них Фрол и тоже затрясся всем своим большим телом от хохота. — Так что за дело у вас? — когда все успокоились и утерли слезы, спросил Фрол. — А то время позднее, мне еще дорога не близкая.

— Дело простое, Фрол. О тебе люди говорят, тайгу ты знаешь хорошо. Вот потому ты нам и нужен. Нанять тебя хотим в проводники.

— И зачем вам тайга? Ежели золото искать, не пойду. Сразу говорю.

— Да почему же? Платить хорошо будем! — вмешался Яков.

— Не благостное дело, не хочу способствовать.

— Это почему ж наше дело не благостное?

— Я в Бога верую!

— Так и мы православные, не басурмане какие.

— Нет, люди добрые, прощевайте. Не пойду я.

— Вот уперся, ты хоть выслушай, что от тебя требуется.

— И слушать не буду, золото искать не пойду!

— А ежели не золото?

— Так чего тогда?

— Человека нужного!

— Человека?!

— Есть такая нужда, человек в тайге хоронится, думает, в сыске он государевом. Слыхал, девка пропала в деревне этой?

Фрол молча кивнул.

— Так вот, человек этот — парень той девки, сбежали они, без благословения родительского окрутились, потому за ним погоня.

— А вам какая охота того парня найти?

— А вот к нему у нас интерес особенный, тайный интерес, — не дав сотнику ответить, вмешался Спиринский.

— Коль начали говорить, так договаривайте.

Спиринский хотел было продолжить, но сотник жестом остановил его, помолчал, покрутив ус, сказал:

— Отца этого парня я знавал, Кулакова Василия, отчаянный казак был, пропал в тайге при неясных причинах, а тут на сына его, Федора, как я полагаю, навет возвели. Разобраться хочу, помочь.

При этих словах у Якова в глазах мелькнуло удивление, но он справился и промолчал, кивком подтверждая слова сотника.

— Ну, ежели помочь парню, это другое дело, тем паче действительно ни при чем здесь он.

— Как ни при чем? — чуть не в один голос спросили Яков с сотником.

Фрол помолчал и ответил:

— Земля-то слухами полнится, не трогал девку никифоровскую Федор ваш. Ни при чем здесь он. А найти его помогу, только мне со своими делами управиться надоть.

— Хорошо. Только дело это такое, Федора найти надо, но прежде с ним у нас разговор будет тайный, сыск на него действительно объявлен, но не за девку, а за убийство.

— За убийство? Вот те раз!

— Да, Фрол. Но говорю тебе, полагаю я, не его это рук дело, подстроено. А чтоб доказать энто, надо мне с Федором поговорить, выяснить кое-что, понимаешь? Знать о том никто не должен. Иначе не миновать Федору каторги.

— Где найти вас, если что?

— В Рыбном, на Комарихе постоялый двор с петухом медным на крыше, там сотника Пахтина и спросишь, — ответил Спиринский.

— Значит, договорились.

— Договорились.

Уже темнело, совсем немного потребовалось времени, чтобы Фрол разжег небольшой костер. Он отошел версты на три от деревни и причалил к берегу. Спокойней ночевка подале от народа…

К обеду следующего дня Фрол был уже у отца Серафима.

— Богато ты вестей привез, богато, — похвалил его старец. — Искать надо парня этого, нужен он всем, получается, а нам более всего, потому как в нем душа той девицы жизнь свою ищет. Без него пропадет девка, не очнется. Потому приведешь его ко мне, а уж потом к казаку его выведешь.

— Хорошо, отец. Как скажешь. Сегодня и отправлюсь.

— Вот и ладно будет, скорее надо парня этого найти, поторопись, Фролушка.

— Отобедаю, и в путь.

— Зайдешь ко мне перед уходом, поговорим.

— Хорошо.

Обед был для Фрола особо приятен из рук Ульяны. Сытый и довольный свиданием, Фрол зашел в небольшую комнатку отца Серафима. Здесь они часто говорили о многом, тихо, спокойно. Фрол обычно задавал вопросы, совета просил по делу какому, а старец, обстоятельно рассуждая, отвечал. И непонятно, кому больше нужны были эти беседы. Молодому, здоровенному таежнику или старцу, неизвестно когда и откуда пришедшему в эти края.

— Хочу спросить, отчего так в жизни случается. Живет человек на земле по-своему, никому зла не чинит, вдруг приходят к нему люди и говорят: «Не так живешь, потому мешаешь. Живи, как мы, или уходи».

— Они думают, что жить все обязаны по законам, ими придуманным. Потому тех, кто иначе жить пытается, они и не приемлют. Уж сто лет по петровским законам, немцами писаным, живет народ, дух родной, русский, принизив. На самом деле и придуманы они от страха и для страха. Для того, чтобы в страхе люди жили. А там, где страх посеян, — там недоверие и ложь произрастает. А святая Русь во лжи николи не жила, сломать ее хотят, стравить народы в распре.