Александр Авраменко - Красно Солнышко

Разошёлся народ по домам, а князья к себе в терем позвали жрецов, что в граде обитали, да старших воинов и Слава Говоруна. Со жрецами разговор вели короткий: мол, хотите вернуться – препятствий чинить не станем. Как корабли в Аркону пойдут в последний раз, доставим в целости и сохранности. Ежели пожелаете остаться здесь, знайте, что боги отвернулись от нас, лишь Перун-громовержец да сын его, Маниту-земледелец, теперь нас берегут. Так что решайте. А вздумаете вредить граду и людям, уж не обессудьте. Долго думать не станем – принесём в жертву богу воинов. Промолчали жрецы на эти слова. Но князья правильно поняли, не стали их торопить, сразу ответа требовать. Дали срок до следующего года. На том расстались. Лишь Путята-жрец остался. Он среди прочих старший, ему и отвечать за неслыханное, чай, не каждый день новая вера рождается.

Дале стали судить-рядить, как воевать станут. Меднокожим дать силы собрать да к граду подступить – и тут всех в сражении едином порубить? Так ведь они и поля потопчут, и строения пожгут. Сидеть на одном мясе зиму не под силу. К весне все ослабнут, заболеют. К тому же тот, кто лишь обороняется, всегда в проигрыше. Ибо не он, а враг выбирает место и время нападения. Не надо считать противника глупцом, поскольку желающих умирать зря в мире не сыскать. И будет искать противник тот момент, когда славы слабы будут, а они – сильны. И тем наносить потери в людях да терять урожай будущий. Значит, нужно, пока гонцы сенека не вернулись с Совета, а им ещё месяц идти пешими, послать отряды малые с собаками и волками, искать, становища вражьи где находятся. Считать их воинов и прочий люд. После того начинать войну. Коли у берегов озёр стойбища находятся, посылать дружины на лодьях, нападать внезапно, под покровом ночи, воевать безжалостно. Ежели далеко от берега – конные и пешие рати посылать. Не давать ни мгновения передышки врагу. Не щадить его. Ну а коли пленные будут, не убивать. На рудниках, на расчистке леса и заготовке брёвен для строительства лодей новых рабочие руки нужны как хлеб! Еды хватит, одежды тоже. Не в ущерб своим, естественно.

Славу же особое задание дали: пройти по стадам, посмотреть бычков новых. Кого можно так же, как у него, к седлу приучить. Замыслили князья воинов на туров посадить, ибо тот всадник и вооружение мощнее нести может, и бык сильнее лошади, хоть и медлительнее.

Спохватились, что забыли Брендана кликнуть – бывший монах наукам многим знаток, может, поможет чего в военном ремесле измыслить. Одни требучеты чего стоят! Вот бы подобное на лодьи установить. На двулодники-то можно. Там палубы широкие, места много. А на прочие – уже нет. Послали за монахом, явился тот сразу же. И будто знал заранее, для чего его на совет воинский позвали, принёс листы пергамента, на коих тонким пером нарисованы чертежи махин невиданных. Там и мельницы дробильные, силой воды в движение приводимые, и молоты великанские, от той же воды работающие, и многое другое, Архимедом из Сиракуз изобретённое некогда. По военному же делу предложил он лишь знакомое – требучеты, мостки, на вражеский корабль перебрасываемые, с когтями понизу, да самострелы великанские, стрелами огромными стреляющие. Да тут Путята поднялся, посмотрел внимательно на чертежи ирландца, побелел, словно снег, и тихим голосом сказал, что ведом ему секрет зелья огненного, которое в воде горит. Греки его своим именем назвали, греческим огнём, а то утаили, что известен сей рецепт жрецам. Но дали служители слово богам, что не выдадут его никогда. А поскольку боги от славов отказались, то не считает теперь нужным и жрец обещание, данное некогда, держать. А Перун-громовержец согласен, коли в сражении его против противников славов применять будут, но не против братьев своих по крови.

Сказал – замерли все. Ибо каждому было ведомо, что за ужас такой, огонь греческий. Помолчали, потом всё же решились использовать. Но только когда не будет иного выхода.

Закончился совет, отправили разведчиков с собаками, поскольку это самое неотложное. А сами стали разбираться далее, кто нынче с Крутом прибыл на новые земли. Старший дружинник – человек опытный. Пока шли лодьи по морю-океану, составил пересчёт на бересте белой. Имя, откуда родом, кем ранее был, сколько лет, что умеет. В том смысле, обучен ли какому ремеслу али умению. Так что оставалось лишь прочесть да определить народ по тем местам, где он сможет пользу новому племени наибольшую принести.

Листает Гостомысл свитки белые, всматривается в письмена рунические, да вдруг как хлопнет себя по лбу с размаху и молвит:

– Понял я…

Взглянули на него остальные с удивлением, а младший князь и говорит:

– Знаю я некоторых из списков сиих. Они – рабы храмовые. А если верить прочим свиткам, то наш Крут всех закупов-холопов от Святовидовых слуг увёл! Вот почему осерчали столь жрецы. Застила им глаза зависть да жадность. Лень одолела! Ведь пока они новых рабов себе найдут, сколь времени пройдёт, братья! А?

Выхватил у него старший брат свитки, впился в них глазами, покачал головой, помрачнел:

– Вот уж не думал, что ради своей выгоды жрецы сородичей предадут. А иначе то, что они сотворили, и не назовёшь.

– Не все, брат. Не все. Не стоит огульно их одним маслом мазать. Похоже, остались среди них и честные душой. Видать, жадность да лень их не взяла, ибо всё же позволили прийти на следующий год нашим лодьям да задаток работорговцам поклялись сохранить у коня Святовидова [42] Белый жеребец, на котором, по верованию, ездит бог. .

– Так опять же – из жадности! Лодьи-то вернуть надо будет!

– Может, и так, брат. Но сдаётся мне, что мы лишь верхушку репы видим. А плод куда глубже скрыт.

Взглянули все на жреца после этих слов, а тот руками развёл:

– Не вхож я в верхушки храмовы. Не обессудьте. Не могу ничего вам сказать.

Ну, раз Путята такое молвил, то чего зря пытать? Честен жрец. Ни разу слова лжи-ябеды не промолвил. Значит, так оно и есть. Тут другое: почему же боги от детей своих честных отвернулись? То ли потому, что храм их попросил, то ли потому, что рассудили по-своему, также к выгоде своей: сколько славян здесь, на новом месте? Жалкие пять с половиной тысяч едва наберётся, да ещё часть из них иноплеменники. А там – многие сотни тысяч веруют. Уйдут жрецы к проклятому, станут ему моления людские отдавать да жертвы – не выжить богам. Не хватит пищи им людской на всех. Вот и порешили использовать малое зло, чтобы великому не случиться… Может, так. А может, и нет. Однако ко всему готовыми быть нужно. С другой стороны, коли не станут боги вмешиваться, может, оно и к лучшему? Пусть не вредят, а там, как сказано древними, на бога надейся, да сам не плошай. А уж ухваткой да пылкостью души никому со славянами не сравниться!