Александр Авраменко - Красно Солнышко

– То верно говоришь.

Крут нахмурился:

– Но всё же обдумать нужно. Взвесить всё. С людьми поговорить.

– А ромеи давно уже всё поделили! Вон, сами говорите, что с либурариями схлестнулись, нарядом корабельным!

Переглянулись все – а ведь верно парень говорит. Да тут Слав Говорун вмешался:

– Лучше поведай, что за коней дивных тебе из Арконы доставили?

– Не из Арконы. Тесть приданое Йолле прислал. Она говорит, что кони эти необычные. Сила у них огромная и выносливость. Лишь ханы да богатуры имеют право такими лошадьми владеть.

– Видел я их. Искра бога степного в каждом из них горит. Если удастся нам развести их, не будет равной коннице нашей на всём белом свете.

– А твои турьи наездники? Что? Уже бросил? – влез в разговор Крут.

Ответствовал Слав:

– Не бросил. Первая сотня есть уже. Потому и остановился. Сейчас воины мыслят, как лучше на турах биться. Оружие новое придумывают. Доспехи. Ухватки. Нельзя дело не по плечу брать. Сломаться можно.

Верно говоришь. Но вот что, братие. Для начала перезимовать нужно. Без потерь. Ближе к весне пошлём людей дорогу пробивать к морю. Впрочем, этим каторжане наши могут и сейчас уже заняться. А второй град можно и чуть позже строить. Другие племена на наши земли не суются – слух о пяти племенах уже всю землю облетел… – прищурился Гостомысл, продолжил: – Сразу, как снег сойдёт, необходимо поля распахивать на новых местах, ставить пристани и стены, избы и склады. Новый град центром всей торговли станет. Туда же, как Ледяное море вскроется, и корабли наши отправить. А здесь можно и простые лодьи иметь, что Крут сейчас купил да дед-ведун ему подарил. Согласны?

– Любо!

– Без торговли мы на месте станем. Будем словно пни торчать. Одряхлеем душой и телом. Растворимся среди меднокожих. Потеряем завет Прокши-провидца, и сгинет племя славянское бесследно, как прочие народы до него…

Храбр снова влез:

– А мне любопытно всё же, что там за земля на луораветланском чертеже изображена?

На него замахали руками, зашикали:

– Угомонись! Рано ещё! Опять в телегу поперёд коня ставишь! Придёт время – и узнаем. Не мы, так дети наши, или внуки. Сейчас же другое надо решить – народ наш сохранить, племя. Обычаи. Веру.

– Да понимаю я…

– А будешь снова мечтать зря, Йолле пожалуемся…

Тут все и грохнули со смеха – знали, что любит громадный воин свою дикую жёнушку больше жизни, и её-то уж послушается… Покраснел Храбр. Обиделся. Да обиду ту рукой сняло, когда Гостомысл, отсмеявшись, произнёс:

– Ты лодьи прибывшие осмотри поскорей да выбери три аль четыре. Забыл, что нас пуэбло и навахо на полудне ждут с товарами? Заодно и место для нового града присмотришь…

Кончилась встреча. Разошлись по домам собравшиеся. Не спит град – горят огни, люди по улицам снуют, а уж небо краснеть начинает, скоро петухи первый голос подадут. Да не до отдыха. Надо всех прибывших обиходить, пристроить, накормить, умыть – дел непочатый край. Ведь на каждого горожанина, ныне здесь живущего, включая грудных да малых, двое прибывших. Даже пленники-каторжане меднокожие и те уходить на отдых отказываются, вместе со славами людям помогают: пищу разносят, дрова к очагам таскают, одежду со складов раздают.

Ромеев отдельно от всех посадили. В ров, что вокруг детинца идёт. Поверху дозоры ходят в полной броне, с собаками да волками ручными. Из гуронов, что славами стали. Смотрят греки на воинов невиданных, в уборах из перьев на шеломах – трясутся. Что ждёт их? Впрочем, тоже не особо их обидели – еды принесли. Одеяла из шкур вниз бросили. Чтобы спали не на сырой земле. Зачем зря пленника мучать, если пользу от него можно немалую получить? Уж коли тот здоров будет, то и свою пищу отработает, и прибыль принесёт общине.

…Перешагнул Путята порог, Чепи сидит на лавке, ждёт мужчину. Не спит, хотя времени сколько прошло. Едва тот в горницу вошёл, вскочила, захлопотала. Из печи горшки достаёт, хлеб режет. Взглянул на женщину жрец, ничего не сказал. Сел за Божью ладонь, вознёс хвалу Маниту за богатый год. Поблагодарил и Перуна, что сына своего защищает и охраняет. Женщина мужчину накормила, напоила, посуду вымыла, платок накинула на голову – и к двери, засобиралась со двора.

– Куда ты?

– Град не спит. Помощь нужна, – как обычно кратко ответила женщина, обувая на ноги мокасины. Летом, почитай, весь град в этой обувке ходил. Легко ногам, удобно.

– Останься.

– Почему? – удивилась дева лесная, смотрит на мужчину широко распахнутыми глазами.

– Сейчас людей достаточно. Да к утру нужно их сменить будет. Вот тогда и пойдём вместе. Зайдут за нами.

Остановилась Чепи. Посмотрела на Путяту. Слова поперёк не сказала, послушно обувь сняла, платок повесила, вернулась к столу. Мужчина поднялся, прошёл к лохани большой, умылся. Сбросил с себя одежду, улёгся на ложе, прикрыл тело одеялом. Повернулся на бок. Чепи сидит, ложиться не собирается.

– Ты чего? Немного осталось. Устанешь ведь, плохо тебе будет.

– А что с того? Зачем заботишься?! Никто я тебе! Никто! Не жена, не полюбовница! Лежишь со мной, словно с бревном! Мне уже подруги в глаза смеются – живёшь с мужчиной столько времени, а всё нетронутая! Видно, не женщина я, раз брезгуешь мной! – Расплакалась, закрыла лицо руками, плечи вздрагивают.

А Путята и не знает, что сказать в ответ. Ведь трижды права дева меднокожая. Всё она для него делает, ждёт, когда он наконец либо признает её супругой своей, либо прочь выгонит. А он тянет непонятно чего. Дурью мается. И красива Чепи, как мало кто из девиц меднокожих. И умна – быстро и речь славянскую освоила, и хозяйствовать научилась на диво, и готовить пищу славов. Чем не жена? Да и, честным коли быть с собой, Путята-жрец, ты не просто привык к ней, а уже чувствуешь нечто большее. Тепло её. Запах. Не хватает тебе их, если странствуешь долго. Спешишь домой поскорей вернуться, увидеть деву свою, услышать её голос грудной… Так чего же ты мучишь её и себя? Встал с ложа Путята. К своему сундуку подошёл молча. Открыл крышку, пошарил внутри. Взял нечто оттуда, спрятал за спину. Подошёл к деве плачущей, стал перед ней:

– Встань.

Поднялась послушно. Стоит перед ним молча. Слёзы глотает. А он из-за спины пояс достал, повязал его ей под грудью, как полагается в племени. А на поясе том – ножик хозяйки да ключей связка. Знак жены водимой. Рассмотрела Чепи, вздрогнула – что… А додумать не успела. Прижал вдруг к себе мужчина её крепко, уткнулся носом в макушку. Запах вдохнул. Потом подхватил на руки и на ложе понёс, по пути светильник задув…

…Пролетела зима в хлопотах да трудах непрестанных в мгновение ока. По осени сходил Храбр с купцами, вновь прибывшими, на трёх двулодниках да пяти лодьях обычных, на коих новички прибыли, на торговлю с пуэбло и навахо. Привёз оттуда много яблок земляных, маиса да тыкв, томатов несчитано и прочих трав да злаков невиданных, в пищу добавляемых. Ещё зёрна необычные, из которых напиток вкусный на диво да бодрящий варить можно. Приехали с ним и четверо пуэбло, которые должны были, согласно уговору между вождями, обучить славов растить те земляные яблоки, что навахо в качестве дани собирали с племён горных.