Вальтер Скотт - Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 14

Джулиан располагал весьма скромными средствами и мог рассчитывать лишь на помощь отца. Поэтому он не стал более противиться, и графиня вручила ему веселя на двести фунтов стерлингов для предъявления одному из лондонских купцов. Затем она отпустила Джулиана на час, сказав, что потом хочет с ним еще поговорить.

Приготовления к отъезду не могли отвлечь Джулиана от теснившихся в его голове тревожных мыслей. Короткая беседа с графиней совершенно перевернула все его намерения и планы на будущее. Он хотел оказать графине Дерби услугу, которой она вполне заслужила своею неизменной добротой; однако ее согласие принуждало его расстаться с Алисой Бриджнорт в ту самую минуту, когда, признавшись в ответной страсти, девушка стала ему милее прежнего. Он мысленно видел перед собою образ Алисы, которую сегодня прижимал к своей груди; в ушах его звучал голос возлюбленной, который, казалось, спрашивал: неужто ты оставишь меня, когда надвигается такое страшное время? Но, несмотря на молодость, Джулиан Певерил твердо знал свои обязанности и решил во что бы то ни стало их выполнить. Отогнав эти видения, он схватил перо и написал Алисе письмо, в котором постарался объяснить ей свое положение, насколько то позволяла верность графине.

«Я покидаю вас, бесценная Алиса, — говорилось в этом письме, — я покидаю вас, и хотя, поступая таким образом, я лишь исполняю вашу просьбу, я не ставлю этого себе в заслугу; боюсь, что, если бы не иные, сильнейшие причины, я был бы не в состоянии ее исполнить. Однако важные семейные дела заставляют меня покинуть этот остров более чем на неделю. Все мои мысли, надежды и желания будут стремиться к той минуте, когда я смогу вновь посетить Черный Форт и его прелестную долину. Позвольте же мне надеяться, что и вы будете хоть изредка мысленно обращаться к одинокому изгнаннику, ставшему таковым лишь по велению долга и чести. Не думайте, что я намерен вовлечь вас в тайную переписку, и пусть ваш отец этого не опасается. Я не любил бы вас так горячо, если б не ваша откровенность и прямодушие, и я не хотел бы, чтоб вы скрыли от майора Бриджнорта хотя бы одно слово из того, в чем я вам сейчас признаюсь. Что касается прочих обстоятельств, то даже он не может желать благополучия нашему общему отечеству более страстпо, чем я. Мы можем быть не согласны в средствах для его достижения, но я уверен, что в главном мы оба придерживаемся одного мнения; и, разумеется, я всегда готов прислушаться к советам его благоразумия и опытности, даже если ему в конце концов и не удастся меня убедить. Прощайте, Алиса, прощайте! Многое можно добавить к этому печальному слову, но ничто не выразит горечи, с которой оно написано. И все же я предпочел бы повторять его снова и снова, нежели заключить это письмо, ибо на некоторое время мы будем лишены возможности поддерживать друг с другом связь. Единственное мое утешение состоит в том, что я буду отсутствовать недолго и вы не успеете забыть того, кто никогда не забудет вас».

Джулиан сложил письмо, но, прежде чем, его запечатать, на минуту остановился, с беспокойством раздумывая о том, как бы примирительные слова не подали майору Бриджнорту надежды на возможность обратить его в свою веру, что, как подсказывала ему совесть, было бы несовместимо с его честью. Но, с другой стороны, из слов Бриджнорта нельзя было заключить, что их мнения совершенно противоположны, — сын знатного кавалера-роялиста, воспитанный в доме графини Дерби, Джулиан, однако же, был убежденным врагом неограниченной власти короля и сторонником свободы подданных. Рассуждая таким образом, он мысленно отверг сомнения касательно чести, хотя совесть тайно нашептывала ему, что примирительные слова по адресу майора были скорее всего внушены страхом, как бы за время его отсутствия Бриджнорту не вздумалось увезти свою дочь в какое-либо место, совершенно недосягаемое для ее возлюбленного.

Запечатав свое послание и надписав на нем имя мисс Деборы Деббич, Джулиан позвал своего слугу и приказал ему тотчас же взять лошадь и отвезти письмо в поселок Рашин, в дом, куда обыкновенно доставляли почту для обитателей Черного Форта. Избавившись, таким образом, от человека, который мог бы шпионить за ним, Джулиан переоделся в дорожное платье, уложил в небольшую сумку чистое белье, взял крепкую обоюдоострую шпагу и старательно зарядил пару превосходных пистолетов. Снарядившись в дорогу, с двадцатью золотыми в кошельке и упомянутыми выше векселями в бумажнике, он готов был выехать по первому слову графини.

Пыл юности и надежды, на минуту охлажденный неприятным и двусмысленным положением, в которое попал наш герой, а также предстоящими невзгодами, теперь разгорелся с новою силой. Воображение, отбросив мрачные предчувствия, говорило Джулиану, что он делает первый шаг на жизненном поприще в такое смутное время, когда мужество и дарования должны непременно составить счастье того, кто ими обладает. Можно ли вступить на шумную сцепу света с большим почетом, нежели в роли посланца и защитника прав одной из благороднейших фамилий Англии? Если он, употребив решимость и благоразумие, преуспеет в своем предприятии, это может доставить ему случай сделаться необходимым посредником Бриджнорта и на равных и почетных условиях заслужить его благодарность и руку его дочери.

Предаваясь этим приятным мечтам, Певерил невольно воскликнул: «Да, Алиса, я добьюсь твоей руки, не уронив своей чести!» Не успели эти слова слететь с его уст, как у дверей комнаты, которые слуга оставил открытыми настежь, послышался глубокий вздох, и в ту же минуту кто-то тихонько постучал. «Войдите», — сказал Джулиан, несколько смущенный своим восклицанием и не на шутку встревоженный тем, что его могли подслушать. «Войдите», — повторил он еще раз, но никого не было видно, а стук раздался еще громче. Он подошел к двери — за нею стояла Фенелла.

С покрасневшими от слез глазами и с видом безграничного отчаяния глухонемая, коснувшись одной рукою своей груди, другой сделала ему знак, что его желает видеть графиня, а затем повернулась, чтобы отвести его в покои своей госпожи. Шагая вслед за девушкой по длинным и мрачным сводчатым коридорам, соединявшим различные части замка, Джулиан заметил, что походка ее, всегда легкая и живая, сделалась тяжелой и медлительной, что она испускает глухие, невнятные стоны (которые ей трудно было подавить, ибо она не могла судить, слышат ли их другие), ломает руки и выказывает все признаки глубочайшей скорби.

В эту минуту у Джулиана мелькнула мысль, которая, несмотря на все его благоразумие, заставила юношу невольно содрогнуться. Рожденный в графстве Дерби и воспитанный на острове Мэн, он знал множество легенд и поверий и с детства был наслышан о том, что у славного рода Стэнли есть собственный гений, называемый Бэнши, который, являясь в образе женщины, имеет обыкновение кричать, «предвещая тяжелые времена», и всегда плачет и стонет перед смертью каждого именитого члена семьи. На какое-то мгновение Джулиану показалось весьма вероятным, что испускающее жалобные стоны существо, которое скользит перед ним с лампою в руке, есть не что иное, как добрый гений его материнского рода, явившийся возвестить предначертанную ему судьбу. И по естественной связи идей он тотчас решил, что если его подозрения насчет Фенеллы справедливы, то ее злосчастная привязанность к нему, подобно привязанности этого пророческого духа к его семейству, может предвещать лишь слезы, горе и бедствия.