Евгений Санин - Сон после полуночи (Клавдий)

Если через час… нет — через полчаса здесь не будет Нарцисса, Палланта и всех остальных, то…

Он не успел договорить.

Привратник, впервые видя цезаря в таком состоянии, зажал под мышкой золоченную трость и опрометью бросился вон из спальни.

Нерон озорно свистнул ему вслед.

— Что? — повернулся к нему Клавдий. — Как ты смеешь? Британник! Где Британник?

Где мой сын?!

Теперь уже Ксенофонт выбежал в коридор и через несколько минут вернулся с Британником, бледным и болезненным, в отличие от пышущего здоровьем и сытостью Нерона, юношей.

Император обнял сына и, не скрывая слез, принялся целовать его, желая, чтобы он поскорей вырастал и принимал от несчастного, обманутого всеми, отца отчет в его государственных делах.

— Ранивший — исцелит! [36] Слова оракула Телефу, который был ранен копьем Ахилла и которого должна была исцелить ржавчина того же копья. — по-гречески воскликнул он и, выдержав взгляд Агриппины, которая одной рукой гладила голову Нерона, а другой протестующе указывала на Британника, добавил. — Пусть, наконец, у римского народа будет истинный, а не усыновленный цезарь!

Не успела Агриппина придумать, чем бы ей на этот раз очернить Британника в глазах его родного отца, как двери распахнулись, и один за другим в спальне стали появляться Нарцисс, Паллант, Каллист и Полибий.

— Вот что, друзья мои! — вкладывая в последние слова, особый смысл, сказал Клавдий. — Я долго не замечал ваших грехов и прощал вам то, за что любой другой римлянин, будь он сенатором или даже консулом, давно бы лишился жизни, как лишился ее, скажем, Силан! Ради выгоды, прихоти любого из вас я щедро раздавал должности, прощения и наказания, даже не спрашивая, за что вы казните одного человека и милуете другого! Но чем вы отплатили мне за это доверие?

Он обвел взглядом каждого вольноотпущенника и тоном, какого они никогда не слышали от слабохарактерного и миролюбивого императора предупредил:

— Если через месяц… нет! Если ровно через две недели вы не накормите народ и не наведете в Риме порядок, то…

— Накормим, цезарь! — клятвенно прижал ладони к груди Нарцисс.

— Наведем порядок, можешь не сомневаться! Только не гневайся так на нас! — пролепетал Паллант. — Как говорит мудрейшая латинская пословица — человеку свойственно ошибаться…

— Мы сейчас же отправимся ко мне во дворец и составим нужные эдикты! — добавил Каллист.

— За кувшином такого дорогого вина, которое не может позволить себе даже цезарь? — вскричал Клавдий. — Среди твоих тридцати колонн? А может, закусывая из серебряного блюда, для отливки которого пришлось раздвигать стены мастерской?

Вот уж поистине, что дозволено быку, не дозволено Юпитеру! — намеренно исказил он другую, не менее известную, пословицу и хотел, было, потребовать отчета от вольноотпущенников за все десять лет, но, вспомнив, что его ждет недописанная история Карфагена, вяло махнул рукой:

— Ладно… Делайте пока это дело, а я, как только завершу историю карфагенян, будьте уверены, проверю все до единого эдикты, которые подписывал, доверившись вам.

Позвав с собой Британника, он направился к выходу.

— Да-а… — первым вымолвил Паллант, едва только захлопнулась дверь. — Надо срочно что-то предпринять!

— Что? — видя усмешки на лицах Сенеки, Нерона и Агриппины, простонал Каллист.

— А вот что, пиши! — приказал Нарцисс сидевшему в углу скрибе: — Первое: обеспечить твердую прибыль торговцам, которые помогут срочно доставить в Рим продовольствие…

— Но сейчас зима — штормы, бури! — напомнил Полибий.

— Поэтому мы пообещаем всем, кто пострадает от бури, что возьмем убыток на себя! — кивнул Нарцисс.

— На себя? — поморщившись, переспросил Паллант.

— Второе! — не слушая его, продолжил Нарцисс. — Предоставить большие льготы для лиц всякого сословия…

— Гражданам — свободу от закона Паппия-Поппея! — вставил Каллист.

Нарцисс кивнул скрибе: пиши!

— Латинам — гражданское право! — добавил Гарпократ.

— Годится! — одобрил Нарцисс и, подумав, продиктовал: — А также предоставить гражданское право всякому латину, который построит морской корабль, способный вместить не менее пяти тысяч модиев зерна…

— Десяти тысяч! — поспешно поправил Паллант и, встретив недоверчивый взгляд Нарцисса, пояснил: — За такое право эти люди пойдут на любой риск и не то, что за две — за неделю завалят Рим хлебом!

Нарцисс с трудом дождался, когда раб допишет последнее слово и, приложив к пергаменту свой перстень с изображением Клавдия, помахал готовым эдиктом перед лицами друзей и Агриппины:

— Вот наша вольная, по крайней мере, до тех пор, пока цезарь не допишет историю Карфагена!

— А при чем тут мы? — нахмурилась жена императора.

— А разве мы одни составляли за него эдикты? — вопросом на вопрос ответил Нарцисс. — И мы одни превратили в твое золото доходы с провинций, на которые можно было бы накормить римлян на пять лет вперед?

Агриппина жестом приказала скрибе удалиться и обеспокоено взглянула на своего давнего врага:

— Не время разводить ненужные споры, Нарцисс! Неужели ты думаешь, что мой муж действительно выполнит свое обещание?

— Думаю? — удивился Нарцисс. — Да это было написано на его лице! И не только проверит эдикты, но и напишет новое завещание, лишив этим права наследства Нерона.

— Думаю, что это он сделает в первую очередь! — подал голос Паллант.

— Положим, такое завещание всегда можно признать недействительным! — возразил Сенека. — Когда Клавдий умрет, а в его годы и при таком слабом здоровье, увы, это случается так часто, я готов написать такую сатиру, что каждый усомнится в его умственных способностях!

— А его ученые труды? — резонно напомнил Нарцисс. — Вряд ли кто поверит, читая даже гениальную сатиру, что она — о человеке, который написал более ста книг!

— И весьма ученых и полезных потомкам! — подтвердил Полибий. — Один его труд о происхождении этрусков…

— Остановитесь! Я не могу спокойно слушать об этом чудачестве моего мужа! — гневно сказала Агриппина. — Не хватало еще, чтобы потомки говорили, что отец моего сына, пусть хоть и родной занимался делом, недостойным римского гражданина! Так что успокойся, Нарцисс, мы сделаем так, что люди поверят сатире Сенеки. Мы предадим труды Клавдия забвению! — объяснила она и, несмотря на возражения Полибия, добавила: — Вечному забвению! И те, что хранятся во дворце, и те, что развезены по библиотекам всего мира. Мы уничтожим их так, что никто, никогда не вспомнит об их существовании!

— Чего не излечивают лекарства, излечивает железо, чего не излечивает железо, излечивает огонь! — чуть слышно прошептал на латыни Паллант.

— Тогда нам остается только одно: ждать, когда Клавдий закончит свой труд, и тогда… — подытожил Нарцисс и выжидательно взглянул на Агриппину.