Александр Мазин - Княжья Русь

Вот, значит, как: Рогнеда новости узнает быстрей, чем княжий наместник.

– Да разве ж это – повздорил? Так, поучил немного. Невоспитанные люди. Обычаев наших не ведают, закон не чтят. Не могу же я, княжий дружинник, мимо пройти да отвернуться. Рассказать, как дело было?

– Мужу моему расскажешь, – строго произнесла Рогнеда. – А пока отдыхай, сотник. Сборы мои будут небыстрыми. В первый раз землю свою покидаю. Вечером зайдешь ко мне. Послушаю, как живут у вас, в Киеве.

Шевельнула рукавом, две девки подскочили, подхватили под руки, повели прочь из палаты.

Лунд вздохнул. С облегчением. Пожаловался:

– Трудно мне здесь, сотник.

– Не любит тебя люд полоцкий?

Лунд щелкнул пальцами. Теремная девка поднесла ему чашу с пивом. Такую же подали и Славке. Дорогая чаша – из синего заморского стекла. А пиво – так себе.

Лунд выпил, рыгнул, кинул чашу в руки прислужницы.

– Не любят, – согласился он. – Так это дело обычное. Кто ж победителей любит? Ропщут. Козни строят мелкие. У меня дня три назад хирдманн пропал. Ушел в город и не вернулся.

– Может, загулял?

– Может, и загулял. Только этот – уже третий загулявший. А мне даже виру не взять. Собрал старшину здешнюю, говорю: выдайте злодеев. А они мне нагло так отвечают: какие злодеи? Сбежали твои люди. Пограбить отправились, как у вас в обычае.

Лунд сжал оголовье меча.

– Будь моя воля, – процедил он, – взял бы по жребию кого-нибудь из городской старшины да и казнил показательно. За первого. А за второго – пятерых. Тогда б и третьего не было.

– Без вины взять? – Богуслав покачал головой. – У нас такое – не в обычае. Владимир не одобрил бы.

– Конунг одобрил бы порядок. Полоцк – не вольный Новгород. Он теперь – княжья земля. Город на клинок взят, так что люди, что живы остались, считай, рабы княжьи. А наглости – будто сами князья. Намотал бы одному-другому кишки на кол, глядишь, и поняли бы, у кого теперь власть.

– Ну так почему ж не намотал?

– Княгиня, – буркнул Лунд. – Увози ты ее скорей, сотник. Пока она здесь, покоя не будет. Нутром чую: люд здешний только и думает, как бы взбунтоваться. А Рогнеда – законная наследница Роговолта.

– Наш князь – его наследник, – возразил Славка. – И по праву крови, [8]и по праву брака.

– Есть только одно право, – сказал свей. – Право силы. У меня в хирде – двести мечей. Еще триста – сброд здешний. Из тех, что с конунгом пришли. Моих – не любят. Друг друга – тоже. Только и держит, что полоцкие всех нас ненавидят еще больше. Так что сила пока – за мной. – И спросил внезапно: – Лехитов ты убил?

– Как можно! – Славка даже удивился. – Послы. В Киев к князю идут. Один сдуру на меня полез. Я ему кровь пустил, но добивать не стал. Монашек, что у них главный, его выкупил.

– Жаль, что не добил, – проворчал Лунд. – Лучше бы всех их – волкам на поживу. Послы эти десять дней тут терлись. Послы! Я им – пир устроил, а они даже не отдарились. С княгиней монашек этот раз пять встречался. Диадему ей поднес. Парчу да каменья красные. Мне – ничего. И после пира ко мне – ни ногой. С местными боярами-недобитками больше пива выпили, чем у меня на пиру. О чем им с княгиней говорить? А уж с местными – тем более! К князю едут – со мной должны беседовать. Я тут – рука княжья!

– Да ладно! – успокаивающе произнес Славка. – Было бы настоящее посольство – из людей нарочитых, тогда другое дело. А это так, мелочь. И главный над ними – монах. Тебе они – не ровня.

– А княгине, значит, ровня? – оскалился Лунд. – Ты сам здешний, сотник. Тебя с виду от кривича и не отличишь. Но ты – воин. Я помню, как ты с нами дрался, когда Полоцк брали. Был враг, теперь – друг. Конунг тебя поднял. Значит – достоин. Я тебе так скажу, сотник: очень хорошо, что конунг Роговолтову дочь к себе забирает. Я каждую ночь, как спать ложусь, думаю: вот найдется среди полочан добрый воин, вроде тебя, и объявит, что берет Рогнеду от Владимира себе в жены. И будет бунт. Потому что за Рогнедой местные – пойдут. Уверен. Даже если и усмирим бунтовщиков – всё равно конунг не похвалит. А если не усмирим…

– Тогда придет Владимир с ратью, – перебил Лунда Славка. – И сровняет Полоцк с землей.

– Он придет – а тут уже лехитское войско сидит. От Гнездно досюда не дальше, чем от Киева. Пойдем, сотник, выпьем да перекусим. Ты приехал, так что теперь тревоги мои – дело прошлое.

Сказал так Лунд, однако незаметно было, чтобы тревоги его грызть перестали.

И за трапезой наместник полоцкий не переставал жаловаться:

– Неспокойно в княжестве, сотник, ох, неспокойно. В самом городе моя власть еще держится, на реке – тоже. А вот в лесах – каждый сам себе хозяин. Лесовики дань не несут. Погосты [9]пусты.

Людей за мытом посылал – ни людей, ни мыта. По дорогам меньше чем полусотней ехать – опасно. Народец в обозы сбивается. Что вы вдвоем дошли – удача немалая.

– Бог хранил. – Антиф, сидевший по правую руку Славки, перекрестился.

– О! Да этот гридь – ромейской веры! – зычно удивился приглашенный на пиршество и уже порядком набравшийся дан Хривла. – А мне врали, что Владимир всех христиан из Киева повывел. Один отец твой, Богуслав, да родичи его и остались. Или вы – сродники?

– Побратимы. – Славка приобнял за плечи напрягшегося Антифа.

– Это хорошо! – одобрил Хривла. Поднялся, вздел полный пива рог и возгласил:

Осушил рог досуха, грянул его об пол… И сам грянулся – лицом в блюдо с жареными куропатками.

– Добрая виса! – сказал Лунд по-свейски. – И воин добрый. Жаль мне его отпускать. Сколько мы с ним прошли вместе… С ним и конунгом нашим Вальдамаром. – Наместник с удовольствием окунулся в воспоминания: – Вот однажды пришли мы с конунгом нашим да ярлом Дагмаром в шесть кораблей на землю франков…

Сидели долго. Лунд всё рассказывал и рассказывал. А речь его становилась всё невнятнее…

Славка на пиво не очень налегал. Как чувствовал.

Едва разошлись по покоям, едва лишь закрыл Славка за собой двери, как в них негромко постучали.

Девка. Славка подумал: Лунд прислал. Симпатичная девка. Даже чем-то на Рогнеду похожа. Но – не Рогнеда.

– Прочь, – сказал он равнодушно. – Ты мне не нужна.

Девка не обиделась. Оглянулась по сторонам опасливо, шепнула:

– Княгиня зовет. Ступай за мной.

И заторопилась по коридору. Славке ничего не оставалось, как последовать за ней.

Идти к новой Рогнеде было ему страшновато. Он любил… Но ее ли? Что осталось в надменной правительнице от той жаркой юницы, что обнимала его в страшное время осады?