Александр Мазин - Княжья Русь

Воевода Серегей возвратится в Киев вместе со своим князем. А вот его сын Богуслав поплывет дальше, к Хвалынскому морю, Шемахе. Воистину Бог был милостив к младшему сыну Сергея. Рана оказалась неопасной и чистой. Уже на пятый день Богуслав сумел сам сесть в седло.

На десятый только красный рубец поперек лба напоминал о его поражении.

Когда стало ясно, что сотник в порядке, его позвал Владимир и сообщил, что назначает его старшим над гридью, выделенной для сопровождения каравана с товарами: той частью добычи, которую нет выгоды везти в Киев.

Это была честь. И доверие. Злые языки, правда, намекали, что князь желает в отсутствие Богуслава попользоваться его женой. Однако намекали зря. Вскоре стало известно, что Богуслав берет Лучинку с собой. Разумно. Лекарка в дальнем походе пригодится. Да и научится полезному: с караваном напросился идти один из лучших врачевателей Булгара Юсуф ибн Сулейман. Уговорить его поделиться своими знаниями с женщиной (вдобавок еще и христианкой) оказалось не так уж трудно – Лучинке тоже было что рассказать булгарскому лекарю, которого знали даже в Самарканде.

В дали показался одинокий всадник… И тут же развернулся и поскакал прочь.

– Копченый, – уронил Машег. – Орда Булчи.

Его глаза с годами не стали менее зоркими. Сергей ухмыльнулся. Сколько лет прошло с тех пор, как они бегали по степи с полными сумами византийского серебра. Ой, много…

– Весной в Таматху приду, – сказал Сергей.

– Славно, – уронил Машег.

– Сына с собой возьму. Приемного. Илию.

Машег кивнул. Добавил после паузы:

– Йонах о нем говорил.

– Хочу оставить его у тебя на год. Поучиться.

– Поучим, – кивнул Машег. – Твой сын – мой сын.

Друзья переглянулись. Никто ничего не сказал. Только глаза у обоих почему-то заблестели.

Два коня, каждый из которых стоил больше, чем снаряженная лодья, остановились. Сергеев Халиф наклонил маленькую голову, щипнул травы. Машегов скакун до травы не снизошел. Он был сыт, и ему сейчас хотелось только одного: свободы. Стремительного полета над желтыми поникшими травами. Он покосился на друга и хозяина, потом легонько куснул опущенную руку Машега: давай, а?

Машег молчал. Думал о своем. Обветренное, изрезанное морщинами лицо, светлые полоски выгоревших на солнце бровей, пронзительно-синие глаза – будто сапфиры, врезанные в заскорузлую седельную кожу…

– О чем печалишься, брат? – негромко спросил Сергей, чутко уловив перемену настроения старого друга. – Всё славно. Мы живы – и мы победили. Радуйся, друже!

Машег ответил не сразу. Но все-таки ответил:

– Мы с булгарами делили эти степи, когда о вас, русах, никто слыхом не слыхал. Наши предки вместе пришли на эти земли. Даже языки у нас схожи. Но мы всегда были сильнее. Мы били их и гнули под колено. Много-много поколений они были нашими данниками… Но где теперь Хузария? Нет ее! – произнес Машег с горечью. – Нет! И никогда не поднимется! Никогда! И я сам этому помог! Я сам!

– Если бы Святослав остался жив…

– Но он мертв! – отрезал Машег. – И моя земля досталась сынам Исава! – И более тихо: – Мы прогневали Бога, и у нас больше нет родины. – И, чуть слышно: – Тебе этого не понять, друг мой. Ты – варяг. Твоя родина там, где твой дом. Где кремль твоего князя. Что вы знаете о своем прошлом? Редко кто из вас может назвать имя деда своего деда. А я знаю, как звали моего предка, принявшего Закон от хакана Обадии. Я знаю, как звали его отца, который не знал закона. И как звали ту, за которую он отдал своего сына. Я знаю, как звали ее отца, который был из тех, кто принес нам Закон из страны парсов… А теперь мы, повелители степей, ютимся на жалком клочке былой Хузарии и служим тем, кто когда-то платил нам дань. Почему так, друг мой? – Смертная тоска была в голосе Машега. – Я всё еще могу послать стрелу на четыреста шагов. И наша степь – вот она! Такая же, как была во времена моих пращуров! И я ничуть не слабее своего прадеда! Почему же у торгашей-булгар есть отчина, а у моего сына, который, ты знаешь, ничем мне не уступит, отчины нет?

Что на это мог сказать Серегей? На память пришли слова из Писания.

– Уходит род и приходит род, а земля остаётся навек [27], – сказал он.

– …Всходит солнце, и заходит солнце, и на место своё спешит, чтобы вновь взойти, – подхватил Машег. – Бежит на юг и кружит на север, кружит, кружит на бегу своём ветер, и на круги свои возвращается ветер. Бегут реки в море, а море не переполняется, а реки продолжают бежать… – Машег помолчал немного, потом улыбнулся грустно: – Ты нашел верные слова, друже. Да, верно, так и сказал Проповедник. Всё было в веках, что прошли до нас, и люди не помнят о прежнем, и не вспомнят о нас те, кто придет позже… Но я-то помню, брат! Я всё помню!

Машег отпустил коня, и тот, обрадованный свободой, вмиг унес хузарина в степную даль.

Сергей глядел вслед не без зависти. У него не было за спиной десяти поколений славных предков. И Родину, свою новую Родину, он нашел лишь двадцать лет назад. Но, успокоил Сергей сам себя, она – есть. И он сделает все, чтобы она была у внуков его внуков. И даст Бог, они будут помнить, что род их начался с него, киевского боярина Серегея. И потому он, Сергей, постарается помочь Владимиру построить крепкую державу. Поможет даже в ущерб интересам собственного «торгового дома». Все-таки, несмотря на все свои богатства, он не торгаш. Он – воин.

Сергей развернул Халифа и двинулся в сторону лагеря русов. Надо попрощаться с сыном. Поговорить по душам… Когда еще они вновь свидятся. В этом мире дороги долгие…

Итак, в году девятьсот восемьдесят пятом от Рождества Христова великий князь киевский Владимир Святославович собрал и построил собственное государство.

Оно было заметно меньше, чем то, что стяжал мечом и славой его отец Святослав. Не было в этом государстве валашских княжеств и Дунайской Булгарии. Не было малых земель, таких как касожские и аланские, не было обширного пространства Хузарского каганата, с Волгой-Итилем и важнейшим выходом в Хвалынское-Каспийское море. Потеряны были Итиль и Семендер. Не удалось подчинить Волжскую Булгарию.

Но и то, что осталось, было очень даже немаленьким. Любое из подданных Владимиру княжеств по масштабам средневековой Европы тянуло на графство, а то и на герцогство. За Владимиром остался Саркел, а значит – контроль над Доном и надежная база в тылу у половецких кочевий. За Владимиром осталась Тмуторокань – богатейшая обильная земля, труднодоступная для врагов – выход из Сурожского-Азовского моря к Понту Эвксинскому – Черному морю.

Владимир не смог вернуть восточные завоевания отца, однако на западе сумел даже расширить свои владения. Расширить и укрепить. И замкнуть на себя. Собрать воедино. Теперь вся эта земля была – его. От Варяжского-Балтийского моря до Черного, которое теперь уже по праву можно было назвать Русским. Ведь то, что прежде называлось: княжья русь, личные владения киевского князя, его люди, его данники, – теперь расширилось до границ всего государства.