Юлия Андреева - Свита мертвой королевы

– Не обратил внимания, – дон Санчус задумался. – Ладно. Я хотел бы осмотреть тело, а потом пришлешь мне этих полюбовников, да смотри, не спугни их. Чтобы не сбежали. Что-то не нравится мне все это.

– Да куда уж хуже? Хоронить молодого хозяина как порядочного человека не будут. Куда уж хуже, – поддакнул управляющий, пропуская дона Санчуса перед собой на лестницу.

– А почему это вы вешаете окорок столь далеко от кухни? – сощурился дон Санчус.

– На кухне ему жарко, – развел ручищами управляющий. – Кроме того, есть опасность, что ночью кто-нибудь из слуг доберется. А тут… Посудите сами, на чердак можно пройти двумя путями. Через конюшню и наверх, сразу же за сушилкой для сена, но там лошадки могут занервничать. Или через весь дом, но тогда – мимо комнат госпожи, ее трех дочерей и ихних служанок. Пока доберешься – тебя несколько раз спросят, куда и зачем. Так что место вполне надежное. Только сейчас окорока и не должно было там быть. Потому как не сезон. К зиме будет. А сейчас плохое время для забоя скотины – лето…

Мы спустились в коридорчик и неспеша проследовали за управляющим на первый этаж, где в самой холодной комнате лежал накрытый белой простой материей труп.

– Госпожа разрешила нам осмотреть тело, – произнося это, дон Санчус избегал взгляда управляющего. Его внимание было поглощено вытянувшимся на столе молодым человеком.

Я вздохнула и подошла ближе к телу. Все равно рано или поздно хозяин потребовал бы этого, и я поторопилась исполнить его желание.

– Что ж, – дон Санчус перекрестился и тоже приблизился к покойнику, снимая с него простыню. – Лицо почернело, как при удушении, – констатировал он. После чего приподнял веко трупа. – Сосуды… М-да. Два признака удушения. Бедная донья Констанция! – Он оглядел облаченное в дорогое сюрко и узкие штаны тело и поднял бледную руку трупа, рассматривая что-то.

Мы затаили дыхание.

– Ферранте, мальчик мой, – поглядите, пожалуйста. Не кажется ли вам, что дона Родригу связывали?

Я посмотрела на запястья, на которых остался четкий красноватый след.

– Что ж, может быть, может быть… Хотя судья явно не примет в расчет ссадины на запястьях, если только мы не отыщем что-нибудь более существенное, – не дожидаясь моего ответа, мурлыкал себе под нос дон Санчус. – Дон Родригу был в этой одежде?

– Нет… он был в ночной рубашке, но… дело в том… – управляющий затрясся. – Дело в том, что мы ее выбросили…

– Как это выбросили? Я же приказал ничего не выбрасывать! Ничего не трогать! – Дон Санчус перешел на крик.

– Но тогда мы еще не знали, что священник откажется хоронить. Мы обмыли тело бедного дона Родригу, обрядили в лучшие одежды, пригласили святого отца… а он…

– А рубашку, почему вы выбросили рубашку? – Дон Санчус сорвал с головы шляпу и, бросив на пол, в сердцах начал топтать ее ногами.

– Потому что она была слишком грязная… ну, вы понимаете, вся в пыли, точно ее валяли по полу, потом, должно быть, в петле господин того, малость расслабился… Нельзя же было показывать столь нечистую вещь добрым людям! – управляющий привычно защитил лицо, когда дон Санчус попытался отвесить ему оплеуху. – Если бы я предъявил вам такую гадость, донья Констанция от стыда сама бы опосля сиганула в петлю, да и я… Пусть лучше меня подвесят за большие пальцы рук, а на ноги прикрепят по мешку с песком, но я не стану выискивать по выгребным ямам эту грязную тряпку! – произнося свою тираду, управляющий снова раскраснелся и вспотел. Лицо его теперь горело возмущением, перемешенным с радостью оттого, что он сумел выйти с честью из столь опасного положения, дав достойный отпор и показав себя настоящим героем.

Правда, мой господин так не считал. Я хотела все же вытребовать у упрямца чертову рубашку, но дон Санчус велел мне оставить управляющего в покое. Он осмотрел концы веревки, на которой был удавлен дон Родригу, и все они оказались отрезанными острым ножом, причем недавно, потому что кончики не были еще разлохмачены, как это случается с веревками, сплетенными из множества волокон.

Дон Санчус подозвал меня к себе, распорядившись держать голову покойника. Вздохнув, я выполнила то, что от меня требовалось. Дон Санчус нажал на нижнюю челюсть трупа и открыл ему рот.

– Мой верный паж, погляди-ка сюда.

С плохо скрываемым страхом и отвращением я посмотрела в рот трупа, но не увидела там ничего особенного или сколько-нибудь примечательного. Зубы, язык, – все на месте. С недоумением я посмотрела на дона Санчуса.

– Ну что, заметил ли ты что-нибудь необычное? – весело спросил он.

Я пожала плечами.

– В том-то и дело, что я провел десятки опытов и могу утверждать с уверенностью, что повешенные, удавили ли они себя сами или им в этом помогли, всегда непроизвольно кусают свой язык, отчего на нем остаются следы!

Я еще раз посмотрела в рот трупу.

– Ну, никаких следов нет, – брезгливость и страх куда-то исчезли, вместо этого я вдруг ощутила прилив сил и вдохновения, исходящего от моего господина. – Никаких следов нет, значит, значит…

– Значит, дон Родригу был повешен уже после смерти! – закончил за меня фразу дон Санчус.

С минуту мы смотрели друг на друга, понимая, что нашли то, что было нужно для того, чтобы святой отец согласился похоронить дона Родригу на церковной земле.

– Но как же тогда умер дон Родригу? – спросила я. – И кто его убил?

– Вопросы, конечно, хорошие, но в нашем деле совершенно лишние. Мы пришли сюда единственно с целью спасти честное имя этого семейства, а не для того, чтобы расследовать убийство.

– Но донья Констанция, без сомнения, станет спрашивать вас о том, что произошло, или вы снова поклянетесь своей честью? – не выдержала я.

– Хорошо, – дон Санчус выглядел раздосадованным. – Можно попробовать воссоздать ход событий, хотя не вижу, к чему это может привести. Дело следует передать в руки светского судьи, который должен приказать допросить служанку и конюха. А уж они и расскажут, как именно умер дон Родригу.

– Но почему они? – не поняла я.

– Да потому, что именно конюх и совершил это ужасное дело, – дон Санчус еще раз оглядел покойного и закрыл его простыней. – Управляющий сказал, что на чердак ведут только два пути. Один через весь дом, сразу же отпадает, уж слишком долго нужно идти. Тем более с трупом на руках. Не ровен час кто-нибудь выглянет из своей комнаты, и что тогда? Остается путь через конюшню. Правда, им также мог воспользоваться любой из живущих в доме, только вот одно не сходится. Лошади заржали бы, приблизься к ним посторонний. Почему они не заржали?

– Потому что это был конюх, к которому они привыкли, – начала догадываться я. – Но зачем в таком случае ему самому же наутро обнаруживать труп?