Юлия Андреева - Свита мертвой королевы

– Признаюсь, мне давно уже следовало сделать вам внушение. На свадьбе моего ненаглядного племянничка я видел, как вы с ним целовались за шторой. Признайтесь, у вас с ним что-нибудь было?

Я затравленно качнула головой, на глазах выступили слезы.

– Не думайте, что я собираюсь вас учить жизни, но поймите, все это излишки молодости, они скоро пройдут. В то время как брак – это на века. И вы могли бы жениться на любящей вас Клариссе и стать счастливым до конца своих дней.

Я помотала головой, не смея возражать.

– Скажите, Ферранте, есть ли что-то еще, чего я не знаю? То, что вы скрыли от меня? Какая-то тайна? Признаться, я спрашиваю это не из праздного любопытства. Умирая, мой верный Карнелиус, старый воспитатель и лучший друг, если, конечно, так можно назвать простолюдина… так вот, в бреду он даже назвал вас девушкой!

Услышав ужасное признание, я чуть было не кинулась на колени перед добрейшим доном Санчусом, желая одного, признаться в своем грехе, и пусть бы тогда он бил меня, пока не убил. Лучше уж он, чем дон Альвару! Лучше умереть от руки человека любимого, чем стать жертвой того, кого ненавидишь и презираешь!

– Представляете, каково было мое возмущение, когда я услышал это и подумал, что если сказанное правда, как будут смеяться мои друзья и соседи. Какой стыд – я держал у себя в доме юношу, который оказался девицей! Я, о ком говорят как о человеке, могущем найти песчинку на дне морском! Стыд! Потеря чести! Конец репутации!

Я закрыла глаза, слушая удары сердца. Признания, уже готовые сорваться с моих губ, застряли в горле жестяным комом, раздирая на части гортань и проникая в сердце.

– Дайте мне честное благородное слово, милый Ферранте, что вы не девушка.

– Какое благородное? Я сын купца, а не благородного сеньора, – выдавила из себя я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Я должна была лгать своему любимому – но лгала во спасение, как до этого лгал о непричастности к преступлениям своей любимой несчастный дон Перналь.

– Ну полно уж вам! Купцы ценят честное слово не менее чем дворяне, – смутился от моего ответа дон Санчус. – Поклянитесь чем хотите, только не оставляйте меня в неведении.

Я набрала в грудь побольше воздуха и выдохнула:

– Клянусь Девой Марией, что я не девушка, – эта клятва далась мне необыкновенно легко. После рождения ребенка какая же я девушка? …

Дон Санчус с облегчением вздохнул и, пожелав мне поскорее справиться со своими «дурными наклонностями», встав на путь истинный, отпустил меня восвояси.

Точно пьяная, я шла, качаясь, до дома дона Альвару, чтобы, проникнув через вход для прислуги, упасть там на соломенный матрас, который я занимала, пока была молодым человеком.

Наверное, было бы многим проще, если бы дон Санчус не церемонился со мной, а велел бы раздеться, как раздел до этого Перналя и его любовницу. Вместо этого он позволил мне самой сделать выбор, и я сделала – такой, какого и ждал от меня дон Санчус. Выбор, который опять отдалял меня от него, оставлял его репутацию и честь незапятнанными. Достоинство дочери купца не позволило мне принести ни малейшего разочарования любимому.

Через пару дней дон Санчус вызвал меня к себе. Я явилась к назначенному времени, склонившись перед ним в поклоне придворного.

– Я был рад повидать тебя, милый Ферранте, но теперь мне пора возвращаться домой, – он подмигнул мне, предлагая сесть на стоявший у стены стул. – Я не мог уехать, не объяснив тебе причину моей вспышки в нашу прошлую встречу, иначе ты, мой друг, мог бы вообразить себе, что я сошел с ума на старости лет. Но дело тут вот в чем.

После того как старый Карнелиус сказал мне, будто ты девушка, я сначала пришел в ярость от такого обмана, а потом начал вспоминать, как славно ты привел в порядок мой дом и мои дела. Как старался услужить мне, как помогал в наших поездках, как не замечал отвратительных вещей и давал мне верные советы. Потом я попробовал представить тебя девушкой и нашел, что, несмотря на высокий рост, ты можешь быть довольно-таки привлекательной особой… Только не подумайте обо мне чего-нибудь плохого, милый Ферранте, я не питаю склонности к нежным юношам, – неожиданно он перешел на «вы», словно отстраняясь от меня и от самой мысли увидеть во мне предмет воздыхания. – Другое дело, если бы вы оказались настоящей девушкой…

Потом я вспомнил, что вы из купеческого сословия, и вновь опечалился, ведь моя родня никогда бы не приняла такой моей невесты. Но условности – ничто, там, где есть любовь и уважение. Промучившись с неделю, я с удивлением обнаружил, что уже давно мечтаю иметь близкого человека, жену и, может быть, даже детей.

Тогда я понял, что мог бы принять опалу, принять, что все, кого я знал и любил, отвернулись бы от меня. Я потерял бы расположение двора – пустое, должен был бы уехать в другую страну – не страшно. Люди – везде люди. И преступления – везде преступления. В общем, без средств я бы не остался. А что до тоски по утраченному… Ничего не имеет значения, если ты не один, если с тобой любимая… – Он встал и прошелся по комнате.

Потом вы приехали в Ковильян, началось следствие, я следил за вами, допрашивал свидетелей, спас из заточения донну Катарину Перналь, которую вечно буду чтить за ее ум и добрый характер.

В нашу прошлую встречу я испытывал вас. Я потребовал откровения, и вы признались в том, что вы не девушка, дав святую клятву. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я мог сделать выбор. Да, мой дорогой, туман рассеялся. Пелена упала с глаз, я стал ясно видеть. И теперь могу с уверенностью сказать вам, что старый дурак Санчус… наконец-то решил жениться.

Моя дама сердца некрасива, но зато она понимает меня и, надеюсь, любит. В общем, чего уж тут ходить вокруг да около. Следствие давно закончилось. И здесь меня держало исключительно желание жениться.

Вчера я был у нее, у милейшей донны Катарины, и коленопреклоненно просил ее руки. Поздравьте меня, мы помолвлены, и в самое ближайшее время уезжаем в Ковильян, а затем, возможно, в одно из ее имений!..

Растоптанная, униженная и отверженная собственной глупостью и недальновидностью, я пожелала добрейшему дону Санчусу счастья и ушла прочь.

Ужасно, но для всех вокруг я уже являлась не дочерью безродного купца, а вдовой дона Алвиту, гранда и родственника короля. А значит, решись дон Санчус жениться на мне – ему бы не грозила никакая эмиграция и никто не посмел бы даже косо смотреть в его сторону.

Мне было девятнадцать, я была красива и достигла того, о чем не смел даже мечтать мой отец. И при этом не было на свете человека еще более несчастного, нежели я.