Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

Всадники спешились, отобрали у Марты нож, которым она неумело замахивалась, и пинками затолкали ее в землянку.

— А тут уютно! — похвалил де Ферран, увидев порядок, наведенный Мартой. — Чувствуется — есть баба в доме… Вон шкура на полу — как удобно! Ложись и давай!

— В самом деле, — сказал один из латников. — Вали ее, ребята!

— Погоди! — остановил де Ферран. — Сперва ее поудобнее устроить надо, чтобы не брыкалась особенно… Давай-ка четыре колышка… Чего задрожала, молодка! Не бойся, на кол мы тебя не сегодня сажать будем… Сегодня мы тебя только привяжем, за ручки и за ножки, крестом Святого Андрея.

Выстругав четыре колышка, длиной в локоть каждый, латники вбили их в земляной пол. Затем, содрав с Марты рубаху, привязали ее, голую, за руки и за ноги к этим колышкам.

— Каково? — любуясь телом Марты, усмехнулся де Ферран. — Аппетитно, а, молодцы? Как старший, я буду первым…

— Это ваше право, мессир Ферран, — закивали латники. — А мы посмотрим, зрелище хоть куда!

Ферран расстегивал снаряжение, аккуратно складывал его, снимал одежду, посмеиваясь и обмениваясь шутками со своими подчиненными. Марта не сопротивлялась — понимала, что бесполезно. Хотя веревки, которыми она была привязана к колышкам, не очень ее беспокоили. Она лежала, прикрыв глаза, покорная своей судьбе. Вчера здесь же, на этой шкуре, где она сейчас лежала, грубое мужичье, разбойники были с ней нежны и бережны, словно с богиней любви…

Де Ферран, посмеиваясь, улегся у нее между ног и принялся удовлетворять свою похоть. Марта смотрела куда-то в сторону, мимо оскаленного в сладострастной гримасе лица рыцаря. Она не чувствовала ничего, даже отвращения. Ей было скучно, как бывает скучно человеку, которого заставили делать ненужную, бесполезную, совершенно бессмысленную работу. Ей было безразлично, что делает с ней де Ферран, — даже тогда, когда он грыз ей груди и шею. Эта боль была привычной… Она знала, что де Феррану и его подчиненным, без стеснения глазевшим на нее, было бы куда веселее, если бы она визжала, кусалась, извивалась… Это было бы настоящим подарком для этих любителей насилия. Тогда бы каждый из них мог показать свою силу и сноровку… А так — что проку тискать тело, которое ни тебе, ни себе не желает наслаждения, не боится быть поруганным, обесчещенным, потому что давно уже и поругано, и обесчещено…

— Не баба, а бревно! — со скукой в голосе произнес кто-то из латников. — Лежит, как свиная туша…

— Она по двадцать мужиков в день пропускала, — не оборачиваясь, сказал де Ферран, — с ней вся марка спала, да и ваших, герцогских, у нее немало было…

— Ты будешь? — спросил самый молодой из латников, юноша лет двадцати, с нагловатым лицом, но, судя по всему, не такой уж отъявленный мерзавец, каким хотел казаться.

— А… дружок Рене, — хмыкнул тот, к кому он обращался. — Когда неделю бабы не видел, и эта сойдет… А ты, я вижу, боишься?

— Я? — Юноша погрустнел. — Плохо ты меня знаешь, старина Мишель. Таких шлюх у меня было — хоть пруд пруди! Неинтересно, вот что…

— Малыш Рене прав, — сказал латник, назвавший Марту бревном. — У этой толстомясой нечему ему учиться…

— Ну, для первого раза, — возразил Мишель, — сойдет и такая…

— Я же говорю, старый, я уже пробовал! — Рене залился краской.

— Должно быть, малыш, то было во сне… — ухмыльнулся Мишель.

— Брось насмехаться над парнем, — проворчал латник, до сих пор молчавший. — Какое вам дело, пробовал он или нет? Не пробовал, так попробует…

— Дружище Арно, — воскликнул весельчак Мишель, — ручаюсь, что ты-то только таких и пробовал! Верно, Жюльен?

— Да, приятель, — подтвердил Жюльен, — как только мы отправляемся по бабам вместе с красавцем Арно, со всех сторон сразу же сбегаются самые страшные и корявые шлюхи и вопят: «Арно! Арно! Уж если ты не возьмешь нас, то кто же?!»

— Ты зубоскаль, парень, но в меру, — спокойно, однако и с угрозой в голосе проговорил Арно. — Припомни-ка, как ты вылетел из трактира из-за своего длинного языка.

— А ты уверен, что на этот раз я вылечу отсюда? — прищурился Жульен, поглядывая на Мишеля. Мишель был явно сильнее Арно и явно солидарен с Жюльеном.

Тем временем кавалер де Ферран закончил свое гнусное дело и, поднявшись с Марты, распаренный и злой, зачерпнул в кружку воды из ведра, немного отхлебнул и из той же кружки ополоснул член.

— Корова дохлая, — проворчал он, одеваясь. — Кто-нибудь хочет ее? Если нет, то поехали к мессиру виконту…

— Э, нет, мессир, — сказал Жюльен, ухмыляясь. — Вы же обещали!..

— Да и чего нам торопиться, мессир? — поддакнул Мишель. — Нам ведь толком не сказали, когда вернуться? Ведь не сказали… Могли мы заблудиться в лесу — могли! А если вернемся ночью, так нас тут же загонят в караул или пошлют на разведку, да еще перед сражением… Честно говоря, завтра нам придется несладко… Верно, Жюльен?

— Трусишь? — со злорадством проговорил Арно.

— Дал бы я тебе по морде, коротышка кривоногий, да мараться неохота… — презрительно сплюнув Арно под ноги, сказал Мишель. — А насчет того, что я трус, то сам знаешь: я всегда скачу первым!

— Когда враг удирает… — усмехнулся Арно. — Или когда впереди никого, кроме баб, нету…

— Все-таки ты получишь по носу, красавец, — прогудел Мишель. — Только я сперва попользуюсь бабой…

— Эй, вы! — гаркнул де Ферран. — Прекратить ссору! Или, клянусь честью, в лагере я прикажу сечь обоих! Отвязывайте бабу, сажайте в седло и поехали…

— Начальник, — сказал Мишель, — ты же обещал… Я сказал, что хочу бабу, значит, я ее возьму, понял, мес-с-сир?!

— Что-о-о? — вскипел де Ферран. — Ты уже распоряжаешься? Кто ты такой?!

— Я вассал его высочества герцога, — проговорил Мишель с нескрываемым презрением. — А ты, хоть и с кавалерским титулом, дерьмо собачье, падаль заречная… Думаешь, твой маркграфчик тебя защитит? Он сам рад был бы, если бы после нашей победы ему хоть баронство сохранили, понял?!

— Я тебя зарублю, недоумок! — вскричал взбешенный де Ферран, хватаясь за меч.

— Не спешите, мессир, в рай! — прогудел Мишель, перехватывая, руку. — Если уж у вас чешутся руки помахать мечом, так выйдем-ка отсюда, а то тут негде размахнуться. Да и баба на полу лежит, затопчем… А я еще ею попользуюсь, когда размозжу вам башку! Струсил, вонючка заречная?

— Но вас четверо! — взвизгнул де Ферран.

— Я обещаю вам, — вмешался Арно, — что вы будете биться один на один.

— Я тоже! — воскликнул Жюльен, уверенный в победе приятеля.

— Пошли! — восторженно взвизгнул Рене, полагавший, что вне землянки все забудут о его неопытности в отношениях с женщинами.

Марта осталась одна, привязанная к полу. Вскоре снаружи донесся крик де Феррана:

— Берегись, шваль герцогская!