Джеймс Нельсон - Викинги. Ирландская сага

— Да, кстати, Орнольф, — подхватил Торгрим, — что ты намерен делать дальше?

— Я? Я пришел сюда, чтобы помочь, чем смогу, а не спасать весь этот чертов сброд Арнбьерна или отвоевывать ей трон. Скажи ей, что она совершила большую ошибку, когда выбрала себе этого идиота Белозубого в качестве мальчика на побегушках.

Харальд, запинаясь и с трудом подбирая слова, перевел ей ответ Орнольфа. Бригит слушала его, скрестив руки на груди и презрительно щурясь. Когда же она ответила, то голос ее прозвучал отрывисто, грубо и куда громче, чем требовалось для того, чтобы Харальд, стоявший от нее в двух шагах, расслышал ее слова. Пару раз юноша переспросил, очевидно, что-то уточняя — так, во всяком случае, показалось Торгриму, — и когда Бригит заговорила вновь, медленно и коротко, рублеными фразами, то в тоне ее прозвучала настоящая угроза.

— Э-э… принцесса Бригит говорит, что Арнбьерн оказался круглым дураком, и… она сказала… по-моему… что она сглупила, позволив ему оставить ее здесь. Она… э-э… требует, чтобы мы вновь выступили к Таре, и на этот раз она… Если я правильно понял, она говорит, что сама… возглавит поход. Да.

При этих его словах всю веселость Орнольфа как рукой сняло. Он встал и медленно обернулся к девушке, и лицо его было чернее тучи.

— Говоришь, она требует? — сказал он. — Так-таки требует? Передай этой маленькой ирландской сучке, что она не вправе требовать ничего, даже самой малости! Мы не нанимались к ней в услужение, и если сочтем нужным, то отплывем тотчас, бросив ее здесь одну на съедение волкам! — Он обращался к Харальду, но смотрел при этом на Бригит, вперив в нее толстый, как сосиска, палец.

Но Бригит ничуть не устрашилась. Она уперла сжатые кулачки в бока, подалась к Орнольфу, так что лица их едва не соприкоснулись, и вновь скороговоркой выдала какую-то тираду по-ирландски. Если слова ее и не были оскорблением или площадной бранью, то прозвучали они, во всяком случае, именно так. Харальд, пытаясь уловить смысл, смешался окончательно и с каждой секундой выглядел все растеряннее.

— Она отдает себе отчет в том, — начал Харальд и на всякий случай встал между ними, — что эти люди — твои и что ты можешь повелевать ими по своему усмотрению…

Тут Торгрим перебил его.

— Я уверен, что она — воплощенное благоразумие, как и твой дед, — сказал он, после чего, ухватив Орнольфа под массивный локоть, чуть ли не силой отвел его в сторонку от взбешенной ирландской принцессы.

— Послушай, Орнольф, — сказал он, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их нельзя было подслушать. — Совершенно очевидно, что ни тебя, ни меня, и никого другого, кроме Харальда, не волнует, будет ли маленькая принцесса восседать на троне Тары. Полагаю, в самом скором времени он обнаружит, что она обожает его куда меньше, нежели он думает. — Торгрим решил было рассказать Орнольфу о том, что Бригит носит под сердцем ребенка Харальда, но потом передумал. Это лишь усложнило бы дело. Кроме того, он и сам не до конца в это верил. — Однако же те, кто отплыл с нами, угодили в плен к ирландцам. Некоторые из них — наши соотечественники. И мы должны хотя бы попытаться сделать для них что-либо. Если ты преуспеешь, то они окажутся в долгу перед тобой.

Орнольф нахмурился и ничего не сказал, поэтому Торгрим решил прибегнуть к своему самому вескому аргументу:

— Если Бригит вернет себе трон или мы захватим Тару, пусть даже всего на несколько часов, то добыча нам достанется такая, какой мы еще никогда не видывали в этой всеми богами забытой стране.

При этих его словах Орнольф просветлел, и гнев его угас.

— Разумеется, мы можем воспользоваться маленькой принцессой к своей выгоде, — протянул он, медленно выговаривая слова и явно прикидывая варианты, — и, быть может, даже заставим этого болвана Арнбьерна заплатить нам выкуп. Итак, решено: мы выступаем к Таре и посмотрим, какой ущерб можем ей нанести!

Но энтузиазм Орнольфа, однако, отнюдь не воплотился в немедленные действия. Он уже столько съел и выпил сегодня, что без промедления двинуться к столице маршем они никак не могли. Собственно говоря, по мере того, как день клонился к вечеру, создавалось впечатление, что норманны расположились здесь надолго. На берегу разбили палатки, выкопали новые ямы для костров и прикатили бревна для сидения в разрастающийся лагерь. Над поляной повис дым, к которому примешивались ароматы жареного мяса и крепкой выпивки. Повсюду раздавались смех и лязг оружия, которое складывали в пирамиды, и все это придавало берегу реки вид обживаемого бивуака.

На следующий день пиршество продолжилось. Орнольф созвал к себе вожаков своего с бору по сосенке набранного хирда, чтобы разработать план наступательной кампании. За этим последовали очередные возлияния с обильной закуской, а затем собравшиеся вернулись к составлению планов, и завершилось все громким и немелодичным пением. Наконец полдень плавно перешел в вечер, и если кто и покидал лагерь, то только для того, чтобы облегчиться. Торгрим понял, что Орнольф намеренно тянет с выступлением, отчасти для того, чтобы дать понять Бригит, что викинги подчиняются исключительно ему, а еще, как подозревал Ночной Волк, чтобы позлить ее.

Неизвестно, сработала ли первая часть его плана, но вторая явно осуществилась, и с большим успехом. Весь день она провела в одиночестве, дуясь или срывая раздражение на Харальде, когда тот по глупости пытался утешить ее. Орнольф же наслаждался ситуацией от души, да еще и постарался дать это понять Бригит, старательно изображая человека, который никуда не спешит и в ближайшее время не намерен покидать лагерь.

Следующее утро приветствовало их низко нависшими тучами и пронизывающим холодным ветром, с воем раскачивающим ветви деревьев. Торгрим пробыл в Ирландии достаточно долго, чтобы уразуметь: хорошая погода, радовавшая их своим постоянством последнее время, слишком уж затянулась, и теперь боги вознамерились взять с них двойную плату за незаслуженное удовольствие.

Ночной Волк опустился на колени перед маленьким алтарем, который сложил из речных камешков, водрузив на него потертую статуэтку Тора перед пляшущим огоньком, и попросил у бога защиты для своих людей, в первую очередь для Харальда, а если им суждено умереть, то пусть они погибнут, как подобает настоящим мужчинам. И тут он сообразил, что, обращаясь к Тору, машинально потирает серебряный крестик, который давным-давно подарила ему Морриган.

Он встал. За его спиной оказался Старри Бессмертный. Торгрим не слышал, как он подошел к нему. Берсерк выглядел обеспокоенным. Плохая погода и близость врага, сражение с которым откладывалось, действовали ему на нервы.

— Торгрим? — позвал он. Он трогал расщепленный наконечник стрелы точно так же, как Торгрим только что потирал крестик. — Как, по-твоему, сегодня Орнольф даст команду к выступлению? Такое ожидание ни к чему хорошему не приведет.